Человек из чужого времени - Борис Сидненко Страница 2

Так что же все-таки произошло? Что же это было такое – мгновение или огромное временное пространство? Кто? Как? Почему? Вопросы сыпались один за другим, как горох из прохудившегося мешка.

Михаил никак не мог вспомнить что-либо, связать какие-то события воедино, понять, что с ним приключилось. Кто и зачем отключал его мозг? Когда и при каких обстоятельствах это произошло? А может быть, все это – таинственное явление, не постижимое его умом?

У Михаила было ощущение упущенной важности того, что событие состоялось, а он при этом не присутствовал, хотя оно касалось именно его. Чтобы это выяснить, надо было сделать плавный переход от ощущений к осмыслению.

«Странно все это, – подумал Михаил. Огляделся по сторонам и увидел, что находится на кладбище. – Господи, – подумал он и перекрестился, – что за наваждение? Я – человек из элиты российского общества, представитель высшего света, всеми уважаемый статский советник министерства юстиции, дворянин… и не могу вспомнить, как оказался здесь, на старом Смоленском кладбище, среди могил и надгробий. Я знаю это место. Но почему именно у этого склепа?»

Это действительно было Смоленское кладбище. И то состояние, в котором пребывал Михаил, никак нельзя было назвать сном. Все что угодно – гипноз, наваждение, потеря памяти, но только не сон. Молодой человек отчетливо понял одно: он только что очнулся от забытья. И это произошло не потому, что он имел обыкновение почивать в экзотических местах уединения, и не потому, что был столь нетрезв, что сознание с омерзением покинуло его мозг в бессмысленной борьбе с тлетворным влиянием Бахуса. Михаил был непьющим человеком и не испытывал удовольствия от спиртного или потребности в нем. Это произошло по совершенно иной причине. На то была Всевышняя воля, которая в единое мгновение выключила его сознание из реальной жизни, и которая снова включила его, дав еще один шанс, начать жизнь с чистого листа, с какой-то новой, еще не написанной страницы.

После пережитого мгновенного ужаса в его сердце и душу ворвалось ничем не объяснимое чувство безвозвратной утраты чего-то самого дорогого и близкого и нестерпимое желание все осмыслить, понять и во всем разобраться. Что это было – мгновенная смерть и возвращение к жизни? Да. Отголосок роковой любови и полет страстно желанной мечты? Да. А может быть, это непостижимая тайна самой жизни? Конечно! Но никакие ответы не могли избавить Михаила от ощущения приключившейся с ним трагедии – трагедии человека, утратившего всякую связь с Землей и выброшенного в открытый космос. Радовало одно: он пока еще жив. Он еще не пытался осмыслить, чем все это закончится, и, кроме ожидания неотвратимо надвигающейся опасности и неминуемой смерти, ничего на ум ему не проходило.

Сумбур всеобщего и всеобъемлющего отчаяния, взорвавшего его мозг, вверг все его существо в оцепенение. Как долго он пребывал в этом состоянии, Михаил не знал, он просто почувствовал, что кто-то вновь бережно и осторожно запустил Богом данный механизм – его мозг и его сердце. Этот «некто» нежно поцеловал Михаила в лоб и заставил не спешавосстановить картину произошедшего. Этот «некто» хоть как-то, по-отечески успокоил его и немного взбодрил. Мы его не видим и не знаем, но всегда на него надеемся. За дело взялось природное аналитическое, интеллектуальное начало, которое методично, шаг за шагом стало восстанавливать логику происшедших событий.

Итак, что же произошло? С чего начать? С несчастной любви? С траурной церемонии? С события, которое повергло его в жуткое замешательство? Да, пожалуй, это и есть главное. Он проснулся здесь потому, что вчера на этом самом месте случилось нечто необъяснимое. Он все вспомнил. И это уже был успех. Это были хотя и робкие, но верные шаги внутреннего расследования. Михаил потер виски, встал, сосредоточился. Его память начала с жадностью раскручивать процесс воссоздания картины происшедших накануне событий. Он вспомнил, как прошагал от кладбища декабристов, с Голодая, до центра Смоленского кладбища. Вот сюда, до этого склепа.

Михаил огляделся по сторонам. Одна навязчивая мысль не давала ему покоя: почему сегодня здесь все по-другому, словно это вовсе и не Смоленское кладбище. Но склеп-то на прежнем месте! Вот он, только рядом с ним нет той могилы, из-за которой все это и произошло.

Пришлось еще раз начать сначала. Вчера, после похорон самого близкого ему человека, дяди его матери, на кладбище декабристов, чтобы прийти в себя, надо было немного пройтись. За грустными мыслями о том, что все в конечном счете имеет свой смысл и свою бессмыслицу, он оказался у той самой могилы, у которой то ли уснул, то ли потерял сознание, а когда очнулся, то не обнаружил ни могилы, ни признаков своего времени. Вчера было 21 августа 1891 года. Родственнику, которого он провожал в последний путь, был девяносто один год. Ровесник века.

Родственника Михаила только к концу его жизни причислили к особому сану исторических личностей – к декабристам. Он, как и другие декабристы, тоже был бунтарем и идеалистом, входил в их число, участвовал в тайных собраниях и вместе со своими единомышленниками отправился на Сенатскую площадь в тот жестокий двадцать пятый год. Странная штука жизнь. Она никогда не говорит тебе, что верно, а что неверно. Она ведет тебя по своим лабиринтам и не спрашивает, почему ты не идешь прямо. Поди разбери, где там, в жизни, «прямо», а где «непрямо». Он был охвачен общей идеей, он пламенел от свободомыслия и жажды перемен. Но это была только теория – как увлекательная игра. Вскоре молодой человек понял, что невольно стал участником не игры «понарошку», а бунтовщиком и революционером всерьез, что за патриотическими идеями перестройки российского общества стоят глобальные планы реконструкции всего мира, где Россия, как и недавно Франция, является лишь этапом, стадией реконструкции общества и мировой политической системы. В тот самый роковой день его все время терзали сомнения, так ли он поступает, это ли единственный способ переустройства общества и государства. Не осознавая факта, что стал не теоретическим бунтарем, а реальным революционером, он шел на площадь в порыве общего ажиотажа, за общую идею. Но в последний момент на выручку пришло разумное «я» его прошлых поколений, подсказавшее ему, что это и есть путь, имя которому «непрямо». Природным нутром он почувствовал, что делает что-то не то, поступает не так. Разум поколений подсказывал ему быть осмотрительным. Глобальное переустройство мира вело человечество к свободе, но топтало при этом судьбы и жизни простых людей, которые не понимали столь сложных идей и жили своей обычной и простой жизнью, которая, что там ни говори, а все же становилась лучше, чем была у их отцов и дедов.

«Вот оно – то самое место, с которого все и началось», – пришло к Михаилу неожиданное откровение. Вот когда он первый раз потерял сознание и неведомым образом очутился в гуще давно минувших событий. Он ощутил себя тем самым молодым офицером, который не желал ввергать государство в пучину хаоса и безрассудства. Он увидел собственными глазами все то, что видел его дядя, и собственными ушами услышал приговор истории: «Господа офицеры, приказываю разойтись! Его величество государь император не будет вести переговоры с бунтовщиками». И уже не дядя, а он сам сделал свой выбор. Михаилу показалось, что не его дядя, а он сам выкрикнул, обращаясь к друзьям-декабристам: «Господа! Он прав! Пока не поздно, нам следует остановиться. Надо покинуть площадь. Нам следует вступить в цивилизованные переговоры!» – «Поздно, граф, надо было раньше решать, маховик новой истории запущен, и его уже не остановить». – «Но мы совершаем ошибку!» – «Мы вершим историю. Это удел сильных людей. Не стой на пути. Если сомневаешься, лучше уйди!»