Игра в гейшу. Peek-a-boo - Яна Лапутина Страница 2

В коридоре, где мы, не сговариваясь нацелились в бар за кофе, к нам подошла карикатурно ухоженная, в розовом костюме от Juicy Couture, полноватая тетка в возрасте.

– Девочки, вопрос на засыпку. Can I? [2]

– Of course, sweetheart, [3]– мгновенно и фальшиво отозвалась Танька.

– Обертывания влияют на стул?

– Навряд ли... Но вот если вы устрицы станете запивать квасом из бочки на базаре, то сто процентов!

– А я не люблю их, – сморщила свой make-up бабка.

– И зря, – деловито вынесла приговор Танька. – К примеру, в Париже, на rue du Pont Neuf, в ресторанчике «Le Chien qui fume?», [4]такие устрицы и улитки! Ре-ко-мен-дую!

В баре было уютно, вкусно пахло кофе. Негромкий, задумчивый трэк из Costes располагал к чему-то неспешному и душевному. Вот такие мгновения, когда не надо никуда спешить, кого-то ждать, я очень люблю. И чем реже они бывают, тем больше удовольствия от них получаешь. Я нашла в сумке пачку сигарет, закурила и медленно выпустила дым первой, самой сладкой затяжки. Как клево курить, когда никто осуждающе за тобой не наблюдает. Как это делал Дима... Дима, мой Дима, такой родной и при этом уже бесконечно чужой. О нем я еще расскажу, но потом. Наблюдая за девочками, изучающими меню, я подумала, кто же мы, как нас оценивают со стороны?

Наверняка у некоторых в голове проносятся мысли, мол, вот, маются от жира и безделия гламурные девки, перекраивают себя для фиг-чего-знает хирургическими ножами, а у самих и без того полные сумки счастья.

Нет, нет и нет! Ведь мы своего рода беглянки. От чего, а не к чему мы постоянно бежим по жизни? Почему камуфлируя, прячась, прежде всего от самих же себя, мы стараемся быть наплаву, рядом с чем-то и с кем-то. Причем, так было, есть и будет всегда. Ведь общеизвестно, что чем больше меняется мир, тем в большей степени он остается прежним. Ну а что касается счастья, то, вы уж простите меня: мы – дураки. Мы просто не знаем, что счастья нет... В голове автоматически прокручивается трэк DJ Грува «Счастье есть, его не может не быть»... И все же скорее есть лишь минуты хорошего настроения. Да-да... Тебя удовлетворила собственная жизнь в данный момент, и в связи с этим влетела в кровь добавочная порция эндорфинов и – оk – накатило состояние умиротворения. Так что постарайтесь понять: «счастье» – это слово. И только.

Ирке Строговой уже тридцать, она высокая, метр семьдесят восемь. Прическа – черное каре. Веселая. Яркая. Образования, естественно, кроме школьного, нет. Зато она постоянно ходит на разные курсы. К примеру, за годы нашего знакомства и дружбы Строгова обучилась сценической речи, овладела компьютером и разговорным итальянским, получила сертификаты сомелье и визажиста в Париже в школе make up forever, она владелица небольшого show-room на Кутузовском и любовница олигарха Олега Попцова. А еще у Ирки дочь – пятилетняя Соня Строгова. Сонька. Клевая девчонка, наша любимица.

Я поселилась с девочками за компанию, к тому же мы решили не упускать возможность побыть вместе. Раньше это получалось чаще, мы любили снять несколько домов в Нахабино или Завидово и просидеть там дня три-четыре, посплетничать, поспать и подурачиться, позволить себе не краситься и не думать, что же надеть. Потом все это как-то реже стало получаться: романы, работа... За последние два года мы один раз поехали все вместе отдыхать на Мальдивы, и то мне пришлось уехать раньше на три дня, чтобы успеть на очередную съемку. Теперь мы почти жили вместе и планировали восполнить пробелы в нашем общении.

– Вы новый роман Ярославы Петелиной читали? – как-то вдруг, ни с того ни с сего, спросила Ира.

– «Белую вспышку»? – проявила я компетентность.

Ира покачала головой. Смешно, но сегодня по дороге на «ферму» она заходила в «Букбери» на Кутузовском и увидела среди новинок эту книжку.

– Зато мне Ярослава Петелина подарила роман из рук в руки, при личной встрече. Вот он, – Ирка вытянула из роскошной сумки из страусиной кожи от Missoni не очень толстую книжку в цветастой обложке, протянула ее мне и добавила: – Полюбуйся на автограф и следуй авторским указаниям.

Я раскрыла роман.

– Пожалуйста, читай вслух, – попросила Ира.

Я прочитала черные размашистые слова: «Это тебе, тварь. Остальное на последней странице. Последний абзац». Я посмотрела на Ирку, она же отвернулась, а Танька, соскочив со своего стула, подошла ко мне, чтобы собственными глазами увидеть этот непонятный текст, и подтолкнула меня:

– Открывай последнюю... читай.

Я медленно, по отдельности, проговорила слова последнего абзаца:

– «Когда тебя будет убивать киллер-профессионал, не будет ни выстрела, ни боли. Будет только мгновенная белая-белая вспышка. И больше ничего».

Я почувствовала, как по моей спине тонкими и очень холодными пальцами проиграл какую-то стремительную гамму озноб.

– И поэтому ты в этом дурацком образе? – почему-то почти шепотом намекнула я на Иркин парик, бесцветные губы и чересчур большие темные очки-велосипед от Valentino.

– Да. А завтра с утра я поеду в КЛАЗКО, к нашему Отару, и он мне переделает нос, губы и скулы. Я поверила этой суке.

Озноб продолжал разминать свои пальцы на моей коже. Я подозвала официанта и заказала любимый Chivas Rigal, Ирка отказалась от всего, а Танька попросила рюмку «Стандарта».

«Как же страшно прятаться за скальпель», – захотелось сказать мне, но я промолчала.

Один мой знакомый художник сказал мне, когда я обратила его внимание на любимый мною тосканский пейзаж:

– Ты не в курсе... Из того, что кажется красивым, как назло, получается плохая картина.

– Это почему?

– Понимаешь, в том, что ты видишь сейчас, природа сама использовала все живописное. Уже. От цветовых переходов и оттенков до предметов. Ты только посмотри, как потрясающе сейчас опрокинулось, но не утонуло небо в вечерней воде. Видишь?

– Вижу, конечно, – кивнула я. – Очень красиво.

– Во-от... – затянулся сигаретой художник. – И поэтому это уже само по себе явление. Понимаешь? Что-то уже совершенное, исполненное.

– Ну и что?

– А то... Красоту надо еще суметь самому угадать в некрасивом. При этом непременно как нечто новое, еще никем не разгаданное. Ну ты вспомни хотя бы левитановскую «Владимирку», поленовский дворик, саврасовских грачей. В жизни, в реальности ты же навряд ли бы обратила на все это внимание. Ведь правда?

– Наверное, – вытянув губы, покачала головой я.

– Во-от... Красота как новое открывается и дается трудно. А еще, и это самое печальное, она с ходу, как правило, не познается и не признается никем.