Сын повелителя сирот - Адам Джонсон Страница 2

А затем, в 85 году Чучхе, начались наводнения. Три недели дождей, а репродукторы ни словом не обмолвились, что насыпи обваливаются, земляные плотины размываются, деревни сносит одну за другой. Армия пыталась спасти завод «Сунгри 58» от наводнения, поэтому мальчишкам из приюта «Завтрашний день» выдали веревки и длинные багры, чтобы вылавливать людей из реки Чхонджин, которых могло унести в порт. В воде было месиво из деревянных обломков, нефтяных баков и экскрементов. Колесо от трактора бултыхалось в воде рядом с советским холодильником. Мальчишки слышали грохот товарных вагонов, обрушившихся в реку. Мимо пронесся тент военного грузовика, за него цеплялась целая семья, вопя от страха. Вдруг из воды вынырнула молодая женщина с раскрытым в безмолвном крике ртом. Один из сирот по имени Бо Сон зацепил багром ее руку и сам упал в воду и его унесло течением. Бо Сон попал в приют хрупким, болезненным мальчиком, и когда обнаружили, что он глухой, Чон До дал ему имя Юн Бо Сон, в честь 37-го Мученика Революции, который заткнул уши грязью, чтобы не слышать свиста пуль, когда бросился в атаку на японцев.

А мальчики все звали его: «Бо Сон, Бо Сон!», пока бежали по берегу к тому месту, где он упал. Они миновали дренажные коллекторы сталелитейного завода и илистую косу Рионгсона, но Бо Сон исчез. Мальчики остановились возле залива, его темные воды были усеяны трупами – тысячи людей, словно в агонии, бились о волны, словно комки липкого пшена, которые подскакивают на раскаленной сковороде.

Никто еще не знал, что впереди их ждал голод – сначала отключилось электричество, потом встали поезда. Когда умолкли заводские гудки, Чон До понял, что что-то неладно. Однажды рыбацкие суда вышли в море и не вернулись. С зимой пришла чума, и многие старики уснули навеки. Это был еще только первый голодный месяц, задолго до того, как люди стали грызть кору деревьев. Репродукторы называли голод «Трудным походом», но голос доносился из Пхеньяна. Чон До никогда не слышал, чтобы кто-то в Чхонджине называл это так. То, что происходило с ними, не нуждалось в названии – оно было везде, в каждом ногте, который они жевали и глотали, в каждом взгляде, каждый раз, когда они ходили в отхожее место и пытались выдавить из себя комки опилок. Когда надежды не осталось, Повелитель сирот сжег в печке кровати, чтобы согреть мальчишек в их последнюю ночь в приюте. Утром он остановил на дороге советский военный грузовик, прозванный «воронком» за черный брезентовый навес. Осталось всего двенадцать мальчиков, как раз поместятся в кузов «воронка». Все приютские в конце концов попадают в армию. Так Чон До, которому исполнилось тогда четырнадцать лет, стал туннельным солдатом, обучаясь искусству сражаться в полной темноте.

Там, восемь лет спустя, его и нашел офицер Со. Старик лично спустился под землю, чтобы взглянуть на Чон До, который провел ночь со своими товарищами в туннеле, тянущемся на десять километров под демилитаризованной зоной, почти до окрестностей Сеула. Выходя из туннеля, они всегда шли задом наперед, чтобы глаза успели привыкнуть к свету, и Чон До чуть не столкнулся с офицером Со, чьи могучие плечи и широкая грудь говорили о том, что он достиг зрелости в благоприятное время, еще до движения Чхоллима [4].

– Ты Пак Чон До? – спросил он.

Когда Чон До обернулся, свет обрамлял коротко остриженную седую голову человека, словно сияющий нимб. На лице кожа была темнее, чем на голове и подбородке, словно он только что сбрил бороду и густые взъерошенные волосы.

– Это я, – ответил Чон До.

– Это имя Мученика, – сказал офицер Со. – Ты что, из приюта?

Чон До кивнул.

– Да, – произнес он. – Но я не сирота.

Взгляд офицера Со упал на красный значок тхэквондо на груди Чон До.

– Что ж, хорошо, – сказал он и бросил ему мешок.

Внутри оказались пара джинсов, желтая рубашка-поло и кроссовки «Найк»; Чон До видел их давным-давно, когда мальчишек из приюта пригнали в порт, чтобы приветствовать паромы с корейцами на борту, которых переманивали из Японии, обещая им работу в Партии и квартиры в Пхеньяне. Мальчишки размахивали плакатами и пели партийные гимны, пока японские корейцы спускались по трапу, не обращая внимания на ужасающее состояние порта Чхонджин и «воронок», поджидавший их, чтобы отвезти в исправительные лагеря Кван-ли-со. Словно это было вчера – он смотрел на тех счастливых мальчишек в новых кроссовках, вернувшихся на родину.

Чон До вытащил желтую рубашку.

– И что мне с этим делать? – спросил он.

– Это твоя новая форма, – ответил офицер Со. – Надеюсь, ты не страдаешь морской болезнью?

* * *

Он не страдал морской болезнью. Они доехали на поезде до восточного порта Чхолхван, где офицер Со реквизировал рыбацкое судно, чья команда была так напугана военными гостями, что не снимала значки с изображением Ким Ир Сена до самого побережья Японии. Пока они плыли, их сопровождали маленькие рыбки с крыльями и утренний туман, такой плотный, что заглушал слова. Здесь репродукторы не ревели весь день, а у всех рыбаков на груди были татуировки с изображением их жен. Он и не подозревал, что море такое неровное – его раскачивало из стороны в сторону так, что он не мог предугадать, куда его бросит в следующее мгновенье, но даже к этому можно привыкнуть. Ветер в снастях словно переговаривался с волнами, подталкивавшими судно, а звездными ночами гудел над рулевой рубкой, и Чон До казалось, что именно в таком месте можно закрыть глаза и наконец-то выдохнуть.

Помимо Чон До офицер Со взял с собой переводчика Джила. Джил читал японские романы на палубе и слушал небольшой плейер, надев наушники. Лишь однажды Чон До решился заговорить с Джилом и подошел спросить, что он слушает. Но прежде чем Чон До открыл рот, Джил выключил плейер и произнес слово «опера».

Они должны были забрать кого-то с берега и привезти с собой. Больше офицер Со ничего не сказал.

На второй день с наступлением ночи они увидели вдалеке огни города, но капитан не стал подходить ближе к берегу.

– Это Япония, – сказал он. – У меня нет разрешения входить в эти воды.

– Я скажу тебе, когда остановиться, – сказал капитану офицер Со, и они направились к берегу. Один из рыбаков прощупывал дно.

Чон До оделся, затянув ремень, чтобы джинсы не спадали.

– Вы сняли это с того парня, которого похитили в прошлый раз? – спросил Чон До.

– Я уже много лет никого не похищал, – ответил офицер Со.

У Чон До свело скулы, и страх сковал его сердце.

– Успокойся, – сказал офицер Со. – Я проделывал это сотни раз.

– Правда?

– Если быть точным – двадцать семь раз.

Офицер Со взял с собой небольшую шлюпку и, когда они подошли к берегу, велел рыбакам спустить ее на воду. Солнце садилось над Северной Кореей, стало свежо, ветер изменил направление. Шлюпка показалась Чон До крошечной даже для одного человека, не говоря уже о троих, да еще с жертвой, которая будет сопротивляться. Вооружившись биноклем и термосом, офицер Со спрыгнул в лодку. За ним последовал Джил. Когда Чон До занял место рядом с Джилом, лодка черпнула темную воду, которая сразу намочила его кроссовки. Он заворчал, признавшись, что не умеет плавать.