Париж в любви - Элоиза Джеймс Страница 2

Мы нашли риелтора.

Глядя из окна гостиной на грушу, я также обнаружила острое желание сделать себе сюрприз. Мне хотелось жить минутой — но только не моей жизни, а жизни кого-то другого. Конкретнее — кого-то из обитателей Парижа. Положение профессора имеет много недостатков (например, мизерное жалованье), но к ним не относится нехватка свободного времени. Мы оба могли взять академический отпуск на год, так что оставалось лишь продлить загранпаспорта. Как только Алессандро узнал, что в Париже есть итальянская школа, которую могут посещать наши двуязычные дети, я повернулась спиной к грушевому дереву и купила новые портьеры на окна. Пустые места на поредевших книжных полках я заполнила розовыми вазами. Дом был продан через пять дней — и это при том, что рынок недвижимости еще никогда не был таким скверным. С нашими автомобилями мы расстались в последнюю очередь.

Лука и Анна, младшие члены нашей семьи, были отнюдь не в восторге от перспективы отъезда во Францию. Особенно их ошеломил тот факт, что из всей нашей семьи только Алессандро говорит по-французски. Хотя дети получили хорошие оценки по французскому, который три года изучали в школе, они действительно не могли объясняться на этом языке. Я пыталась утешить моих скептически настроенных чад тем, что неспособность понимать наших соседей придаст их пребыванию во Франции еще больше шарма. Возникла угроза неповиновения, и я сказала, что в их возрасте тоже терпеть не могла своих родителей. Внушать страх и провоцировать мятеж у своих отпрысков — прямой родительский долг.

Мы поцеловали на прощание друзей, дали обещания насчет Фейсбука и упаковали игрушки. Было закуплено большое количество одежды с логотипами, поскольку один осведомленный друг заверил нас, что демонстрация американских брендов обеспечит популярность в школе Леонардо да Винчи.

Нас ожидал Париж: целый год без лекций и кафедральных обязанностей — просто la vie parisienne.

В августе мы поселились в квартире на улице Консерватории. Эта улица, растянувшаяся на два квартала, славится музыкой, которая в теплые дни доносится из открытых окон консерватории. Мы оказались в девятом округе, в квартале, где проживает много эмигрантов. Там находится Фоли-Бержер, а японских ресторанов больше, чем я могла бы пересчитать.

Я строила великие планы написать четыре книги за время пребывания в Париже: научную книгу о драме якобитских мальчиков в 1607 году, пару любовных романов и один исторический. Но, несмотря на эти амбициозные замыслы, я часами гуляла, а когда дождь стучал в оконное стекло, читала книги в постели. Иногда я тратила две недели на решение кроссворда в «Нью-Йорк таймс», пытаясь каждый вечер найти ключ к разгадке, на что у Уилла Шортца, [6] вероятно, ушло бы две секунды.

Довольно скоро я обнаружила один любопытный факт: если писатель не проводит несколько часов за клавиатурой ежедневно, то книга сама не пишется. Я всегда подозревала, что это так, но поскольку выросла в семье писателей (к тому же у нас не было телевизора), то у меня никогда не было шанса это проверить. Даже в бесславный период после колледжа я, вернувшись с работы, корпела над романом. Вспомните, что моя мать сидела в постели в хосписе, правя корректуру. По-видимому, праздность не входила в мою ДНК.

И тем не менее я писала только в Фейсбуке, создавая там что-то вроде хроники онлайн и дублируя ее в сокращенном виде в Твиттере. В конце каждого дня мои крошечные заметки падали со страницы Фейсбука, перемещаясь в Старую почту. Мое щебетание испарялось, столь же эфемерное и тривиальное и столь же сладостное и беззаботное, как наши дни в Париже.

Подборка из этих записок, скомпонованных и отредактированных (некоторые были расширены до коротких эссе), и составила эту книгу. В основном я сохраняла краткую форму, так как она лучше передает аромат моих дней в Париже. Это мимолетные впечатления, зарисовки.

В Париже у меня не было списков необходимых дел и крайних сроков сдачи книг, зато были прогулки в парке и визиты в рыбную лавку. Крайние сроки проходили, не нанося катастрофического ущерба моей писательской карьере. Я расслаблялась, свободная от студентов и заседаний кафедры; лень перестала быть страшным словом.

Я так и не научилась жить минутой, но узнала, что можно тратить минуты попусту — и при этом мир продолжит вращаться на своей оси.

Это был великолепный урок.

Мы провели лето в Италии, затем взяли напрокат машину и отправились в Париж. Я рисовала себе эту поездку как пресловутый «звездный час», прелюдию к целому году творческой свободы. Но на самом деле дети восприняли ее как шанс наверстать упущенное по части телевидения, которое теперь было доступно круглосуточно благодаря Интернету. «Взгляните, дети! — кричала я с переднего сиденья. — Справа от вас великолепный замок!» Единственным ответом был дикий хохот, вызванный остротами в адрес Рональда Рейгана из телевизионного шоу. А ведь их еще не было на свете, когда он был президентом!

* * *

Прошлую ночь мы провели у друзей, которым принадлежит сад киви в Чильяно, в северной Италии. Это окутанный туманом лес с рядами женских деревьев, отяжелевших от плодов, которые чередуются с бесплодными мужскими. В фермерском доме над кроватями имеются крюки, на которых подвешивают колбасы и сушат травы. Не выказывая ни малейшего уважения к традициям, Лука отпускал шуточки по поводу «мясных крюков» и умолял, чтобы ему разрешили ночевать в машине. Нам с трудом удалось скрыть от наших друзей, что он считает, будто их любимый дом на самом деле — склеп.

* * *

Когда мы снова оказались в машине — нам осталось преодолеть заключительную часть пути в Париж, Анна часами проигрывала неприличные звуки на своем айподе. Стараясь не обращать внимания на то, что моя десятилетняя дочь ведет себя так, будто ей вдвое меньше лет, я отвернулась к окну. Вдоль французского шоссе тянулись короткие вертикальные трубы, из которых высовывались ростки папоротников. Их «оборочки» напоминали мне кукол из моего детства — казалось, эти куклы прячутся в трубах, поджидая шанса проехаться автостопом, если подвернется подходящая семья.

* * *

Наша консьержка, как выяснилось, не француженка, а португалка. У нее круглое лицо и радужная улыбка. Алессандро спустился с ней и исчез на целый час. Оказалось, они все это время обсуждали цены на овощи. Он сообщил мне, что владельцы магазинов на улице Каде, в двух кварталах от нас, все до одного воры. Вооруженные этими сведениями и послушно следуя инструкциям, мы отправились на крытый рынок, Марше Сен-Кентен, где дешевые овощи и честные торговцы. Там потрясающее разнообразие фруктов, включая четыре сорта винограда: мелкий пурпурный, крупный фиолетовый, на редкость сладкий зеленый, а еще крошечные зеленые виноградины с горькими косточками.

* * *

Мы только что провели три часа в банке, открывая счет. Мне казалось, что наш очаровательный говорливый банковский служащий никогда не умолкнет. Чем больше он болтал, тем больше я чувствовала себя американкой. Он даже дал нам телефонный номер на случай, если понадобится совет относительно диеты. Должно быть, не все француженки тоненькие, если им приходится консультироваться на предмет диеты со своим банком.