Bella Германия - Даниэль Шпек Страница 20

– Твой отец тоже водил ее, – как бы между прочим заметил он и вздохнул.

– Именно эту? – спросила я. – Или такой же модели?

– Именно эту. И твоя мать сидела там, где ты.

Он кивнул в мою сторону. Я оказалась не готова к такому повороту. Одно дело – слушать историю, другое – сидеть на том самом месте, где когда-то сидела твоя мать, трогать вещи, которых касались руки твоих родителей. Почему она никогда не рассказывала мне об этом?

– Когда это было? – спросила я.

– Где ты живешь? – последовало вместо ответа.

Я попросила остановить на углу, достаточно далеко от ателье, чтобы никто из коллег не смог меня заметить. Открыла дверцу. Теперь – исчезнуть, и как можно скорее. Прощанья я бы точно не вынесла.

Винсент не хотел отпускать меня. Похоже, он все еще видел во мне свою Джульетту.

– Юлия… – Он запнулся.

– Я обязательно объявлюсь, и ты расскажешь мне, чем все кончилось.

Вместо ответа он открыл бардачок и вытащил конверт:

– У меня к тебе просьба…

Я повертела конверт в руках, он был запечатан. Вместо адреса стояло одно-единственное слово, выведенное от руки красивым, каллиграфическим почерком: «Винченцо». Прочитав это имя, я тут же захотела положить конверт на место, он жег мне руки, словно был пропитан ядом. Винсент заметил мое замешательство.

– Винченцо должен прочитать это. Речь там о Джульетте, – почти шепотом пояснил он.

– Но… откуда мне знать, жив ли этот Винченцо вообще?

Винсент не собирался принимать у меня конверт.

– Я знаю это от Джованни, брата Джульетты. У него магазин деликатесов на Центральном рынке.

– Здесь, в Мюнхене? – Я не поверила своим ушам. – Брат-близнец Джульетты?

– Да. Я навестил его. Джованни сказал, что Винченцо живет в Италии, но адреса не дал.

– Почему?

– В их семье я персона нон грата.

Это после стольких-то лет… Я ничего не понимала.

– Твой отец ненавидит меня.

– То есть он знает, что ты его отец?

Винсент кивнул. Он явно что-то недоговаривал.

– Там, – он показал на конверт, – правда.

– Правда о чем?

– Со смертью Джульетты жизнь Винченцо полетела под откос, и…

– Это ты виноват в ее смерти?

Он затряс головой.

– Я любил ее больше жизни, Юлия… У меня к тебе одна-единственная просьба… Уверен, что в этой семье будут рады тебя видеть.

– Откуда такая уверенность? Мы с ним почти не знакомы. Он мой биологический родитель, и только.

– Если ты придешь к Джованни и попросишь… они не откажут тебе… ты дочь.

– Но этот Джованни столько лет прожил здесь, за углом, и ни разу мной не поинтересовался.

Винсент молчал, вглядываясь в вечерние сумерки.

– Я не имею права настаивать, но… не пойми превратно. Я специально приехал в Милан, чтобы увидеть тебя. И Винченцо… Я надеюсь уладить это дело, пока есть время… Видишь ли, никому не хочется оставлять после себя в этом мире кучу мусора.

– Разве это не он оставил после себя кучу мусора?

Я положила письмо на приборную панель. Чего я не выношу, так это давления, пусть даже это очень важно для Винсента.

– Как хочешь, – сказал он.

– Мне жаль, – ответила я и протянула ему руку: – Спасибо за рассказ. Надеюсь, еще увидимся.

Он разочарованно кивнул и даже попробовал улыбнуться. Но расставание получилось грустным. Меня мучила совесть. Не выдержав, я вернулась и взяла письмо:

– Я подумаю.

Винсент посмотрел на меня с благодарностью. Переходя улицу, я чувствовала на себе его взгляд – обращенный не ко мне, а к женщине, давным-давно покинувшей этот мир.

В ателье, по счастью, никого не оказалось. Я включила свет, приготовила кофе и села за эскизы. Сообщения в мобильнике от Робина я прочитала, материнские проигнорировала. Взяла карандаш. Я понятия не имела, как будет выглядеть следующая коллекция. Наши с Робином идеи на этот счет мне разонравились.

Что-то изменилось во мне за последние несколько дней. Если бы и в жизни все было так просто – отринуть старое, разорвать в клочки, начать с чистого листа. Но жизнь состоит из тысячи листков, сложенных стопкой. Все они – единая книга, и ни один нельзя удалить просто так. Пусть некоторые читать неприятно, но добравшийся до конца стопки может быть вознагражден сверх ожиданий.

До Центрального рынка было меньше двух километров. Небольшая прогулка помогла бы мне подготовиться. Я спрашивала себя, находился ли мой отец в Мюнхене, у дяди, когда я бегала в школу, буквально в двух шагах от него?

Зарядил дождь, и я распахнула окно. Зажмурилась, вдохнув свежий ночной воздух. Мне представилось лицо Джульетты. Она будто хотела что-то сказать, но исчезла, когда я открыла глаза. Остался темный двор и струи дождя на стекле. Я вернулась к столу и задумалась, как выглядели платья, которые Джульетта себе шила. Что она изобразила бы, окажись на моем месте? Если Джульетта умерла незадолго до моего рождения, на тот момент ей было всего-то около сорока. Что же произошло? И что ее смерть сделала с Винченцо? Не с ней ли связано его внезапное исчезновение?

Наконец, почему я так противлюсь встрече с ним, хотя есть и возможность, и повод?

Я просто испугалась. Оказалось, что иметь мертвого отца проще, чем живого.

В дверь позвонили. Я вздрогнула: почудилось, что это Джульетта явилась с визитом. Или Винсент? Я открыла, на пороге стояла мать – промокшая, с переноской в руке.

– Юлия… мне страшно жаль…

Я стояла в дверях, не давая ей войти.

– Нам нужно поговорить. Прошу тебя, я все объясню. Только дай мне шанс.

– Не нужно. Я уже все знаю.

– У меня кое-что есть для тебя. От твоего отца.

Отец. Когда в последний раз она произносила это слово? И я не помнила, чтобы мать когда-нибудь так на меня смотрела. Умоляюще. Испуганно. Она явно чего-то стыдилась.

Я не могла держать ее под дождем, да и кот нервничал.

Таня молча стояла возле письменного стола, пока я открывала банку кошачьих консервов. Я даже не предложила ей сесть.

– С моей стороны было ошибкой обманывать тебя.

– Чего ты от меня хочешь?

Она мяла в руках сумочку.

– Видишь ли, в жизни бывает, что одна ошибка влечет за собой другую, а та, в свою очередь, следующую и так далее. И тогда поневоле задаешься вопросом: с чего все началось?

– У тебя не было права лишать меня отца.