Морской орел - Джеймс Олдридж Страница 20

— Что? — переспросил Берк.

— Это греческие слова.

— Так идете вы или нет? — решительно спросил Берк.

Нис снова пожал плечами.

— Я пойду. Но о лодке говорить не буду.

— Ладно, ладно, идем, — сказал Берк и нетерпеливо зашагал вперед, точно опасаясь, как бы они не передумали.

Стоун взялся довести их. Хотя путь лежал через людный простор Мессарской равнины, он сказал, что идти они будут и днем и ночью. Они останавливались днем только там, где опасность была явной. Ночью они не останавливались совсем. Стоун ориентировался чутьем, которое у него очень обострилось. Он ни разу не ошибся в направлении, а маршрут приходилось выбирать сложный.

Наконец они пересекли Мессару и снова повернули на север, в тень Иды. В маленькие горные деревушки они отваживались заходить даже днем.

Но однажды они забрели в деревню Сарос, которая оказалась больше других. Там была кофейня. Они спохватились слишком поздно. Кофейня была плохим знаком. Только в больших деревнях попадались кофейни. А почти во всех больших деревнях были немцы.

Они шли по каменистой улице, все время держась настороже. Но самая большая трудность возникла из-за цирюльника. Цирюльник расположился прямо на улице, он брил голову толстому критянину в белой рубахе.

— Вот что мне нужно, — сказал Берк остальным. Он говорил тихо, потому что они были уже близко.

Критянин сидел на стуле под окнами кофейни, и цирюльник левой рукой мылил ему голову, а правой брил.

— Как по-вашему? — спросил Берк.

— Насчет этого? — отозвался Стоун, поглаживая свои щеки. — Я, пожалуй, рискнул бы.

— А платить чем? — спросил Нис.

— Пусть раньше щетину сбреет, а там видно будет, — сказал Берк.

— Может быть, он одолжит нам бритву, — сказал Стоун.

— Сомневаюсь, — язвительно возразил Нис.

— Предложим ему изюму, — сказал Стоун.

— Хотите сразу же выдать себя?

— Ничего. Рискнем, — сказал Стоун и улыбнулся. — Куда ни шло.

— Хорошо, — сказал Нис. — Постараюсь ему объяснить.

— Как же объяснить? — отрывистым шепотом спросил Берк.

— Как-нибудь, — ответил Нис.

Был севильский цирюльник, цирюльник Гиббоне, который отрезал головы семнадцати клиентам; цирюльник — король Алжира. И это тоже был цирюльник, и перед ним стояли три человека: один — ярко-рыжий, высокий, настоящий великан, с квадратным лицом; другой — небольшого роста, с бородой как из проволоки, никакая бритва такую не возьмет; третий — плотный, почти круглый, и волос у него — одно удовольствие, тонкий и мягкий.

— Калимера, — сказал Нис цирюльнику.

— Калимера, — ответил тот. Он был в очках с овальными стеклами и походил на сфакийского крестьянина. Цирюльник на Крите — вечный странник. Он самый непоседливый, самый беспокойный из людей.

Короткое молчание. Цирюльник усердно брил старика в белой рубахе, пальцами натягивая кожу.

— Вам угодно? — сказал он, поднимая голову.

— Да, — сказал Нис. — Нам угодно побриться.

— Сию минуту отпущу клиента, — сказал цирюльник.

Он снова намылил голый череп критянина. У него была широкая английская бритва, которой он проворно водил по голове. Все трое стояли молча и смотрели, как он работает. Он покончил с головой, выбрил щеки, затылок, дважды прошелся по подбородку. Потом обтер бритву о ладонь, сложил и спрятал в маленький холщовый чехольчик. Провел рукой по голове клиента и объявил, что все готово.

Старик в белой рубахе встал, поглядывая на трех спутников. Пощупал выбритую голову. Потом порылся в небольшом кошельке и достал несколько желтых монеток — драхм. Помедлил еще с минуту, повернулся и вошел в кофейню.

— Мы из Дикте, — вежливо сказал Нис.

— Стаял уже снег на Ласити?

— Да. — Потом: — У нас нет мелочи.

— И ничего нет?

— Мешочек изюму.

— Побрить надо всех троих?

— Да.

— Где ваш изюм?

Обратиться к Стоуну Нис не мог, а мешок висел у Стоуна на поясе. Нис запустил ему руку под рубашку и нащупал мелкие твердые шарики в мешке. Тогда он кивнул Стоуну, и тот отвязал мешок.

Цирюльник распустил тесемку, которой он был стянут, и заглянул внутрь. Потом вынул одну изюминку, разжевал и проглотил вместе с косточками.

— По вкусу похоже на виноград с Юктас.

— Он с Ласити, близ Кастелли, — сказал Нис.

— Всех троих? — повторил цирюльник, держа мешочек в руках.

Он обращался к Стоуну и Берку и смотрел прямо на них. Смотрел пристально. Энгес Берк подумал: я пою в опере и вот сейчас меня освищут и прогонят со сцены.

— Эти люди мусульмане, — сказал Нис, чтобы объяснить, почему его спутники молчат и только таращат глаза. — Дервиши. Они говорят по-турецки.

— Я их как-то видел в Кастелли, — сказал цирюльник.

— Этих?

— Ведь они обнажают голову перед солнцем?

— Да.

— Значит, этих, — уверенно сказал цирюльник. Он держал в руке мешок с изюмом и думал о бороде, которая как из проволоки, и улыбался всем троим.

— Пусть рыжий садится первым. Я его запомнил очень хорошо. Замечательно исполнял воинскую пляску — пиррихий.

Нис указал Стоуну на стул. Стоун сел и почувствовал, как смит-вессон вдавился ему в бок. Плетеное сидение прогнулось под его тяжестью. Цирюльник снял очки и достал из чехольчика ножницы с тупыми концами. Он захватывал волосы между пальцами и отрезал их. Стоун посмотрел на Берка и заметил у него под буркой личный знак солдата, висевший на шее. Было жарко, и с Берка лил пот.

— Я всегда считал, что они не в своем уме, — сказал цирюльник Нису.

— Это кто как смотрит.

— А ты сам — не мусульманин?

— По отцу — да. Но я исповедую религию матери.

— По-моему, любая религия достойна уважения, если это религия родителей.

— Мудрые слова, — сказал Нис.

— Ты тоже дрался в Дикте?

— А кто дерется? Я ничего не знаю.

— На Ласити инглези еще воюют с итальянцами. Они пока держатся там, к востоку от Ласити.

— Первый раз слышу. Что же, это серьезные бои или только стычки?

— Нет, настоящие бои.

— Я считал, что все уже кончилось, — сказал Нис.