Лечебный факультет, или Спасти лягушку - Дарья Форель Страница 20

Во время первого урока мне кто-то позвонил. Я подняла руку, чтобы отпроситься.

— Иди.

Через двадцать минут позвонил мой тогдашний Алекс, решив, что еще не успел высказать все, что обо мне думает. Накануне мы поругались, потому что он нарисовал на кухонных обоях гигантского краба.

— Можно выйти?

— Куда?

— Это… в туалет.

Жаба подмигнула:

— Ты — это самое?

— Что?

— Кого-то ждешь?

— В каком смысле?

— Ждешь пополнения?

Короче, Жаба была не злой. Она оказалась глупой. Я думаю, это — гормональное. После беременности такое частенько случается.

Занимались мы прямо в холле, напротив большого фонтана, потому что нам было негде больше разместиться. Жаба всегда немного опаздывала, появлялась через тридцать минут после начала занятий, благоухая хорошими духами и детским кремом. На шее у нее висел «роллс-ройс» среди стетоскопов — прозрачный новомодный «Литманн». Эта компания выпускает самые дорогие инструменты для медицинского прослушивания. Один из их стетоскопов даже можно подключить к компьютеру. Наши говорят — стетоскоп вместо тебя Может поставить диагноз…

Сначала занимались мы так: Жаба приносила магнитофон с записью легочных шумов. Именно эти звуки мы должны услышать у больных. Мы внимательно вслушивались в каждый скрип и хрип, потом отвечали: что за патология или какую именно точку мы сейчас прослушали. Затем занялись пальпацией и простукиванием. Тут у меня была одна беда — я четко знала, какое должно быть чередование движений пальцев, но всегда путала правую и левую стороны на живом человеке. Подхожу, например, к одному добровольцу из наших и пытаюсь слева найти у него печень. Жаба не скрывала своего раздражения:

— Форель, это же ошибка на уровне… на уровне… на уровне идиотии!

Потом мы стали ходить к больным. Те, конечно, бывали приятно удивлены, когда в их крохотной палате вдруг оказывалось человек пятнадцать студентов. Некоторые сразу натягивали на себя одеяло и притворялись, что их здесь нет. Однажды я спросила у Жабы:

— А вы их предупреждаете, что мы явимся?

Жаба ответила:

— Да какая разница? Им все и так ясно. Вы же приходите как обычные доктора…

Она частенько делала нам выговоры. Жвачку — выплюнуть, ботинки — почистить, халат — погладить. Особенно доставалось Саяне.

— Этот твой бирюзовый маникюр — как вообще понять? Ты что, не видишь, что больные пугаются?

Как будто бы ее накладные ногти и ресницы больных, наоборот, располагают к себе и внушают доверие!

Студентка смотрела на нее исподлобья и прятала руки.

Стоило Саяне появиться, и Жаба немедленно на нее набрасывалась:

— Иди пригладь волосы.

— Зашнуруй кроссовки.

— Убери эту цепочку в портфель.

— Сотри с лица, наконец, эту дебильную улыбку!

Кстати говоря, Саяна под конец прервала это череду неоправданных придирок, придумав гениальную вещь. Сама она принадлежала к одному из северных народов. Родилась в Якутии, причем бабушка у нее была из Узбекистана, а тетя — из Улан-Удэ. Внешне Саяна больше всего походила на эскимоску, особенно когда зимой натягивала свой меховой капюшон. У нее была крупная симпатичная мордашка, небольшой рост, усеянная веснушками переносица. Преподаватели ее недолюбливали. Все-таки Саяна была творческим человеком, очень необычным как внешне, так и внутренне. Таскалась с папкой для рисования огромных размеров, из ее карманов торчали какие-то странные длинные ленточки… Непохожесть на общую массу вообще отпугивала наших ханжей.

Рубильников возмущался:

— Ты напоминаешь ходячую катастрофу…

Полянский замечал:

— Саяна у нас — типичный пгимег тгудного подгостка.

У Толпыгиной сердито топорщились усы, и она выкрикивала:

— Девочка! Тебе только оленей в таком виде гонять!

Сама Саяна проживала в студенческом общежитии.

Я часто гостила в ее комнате. Однажды с севера прибыла Саянина мама; у нее из-под мышки торчала огромных размеров рыба, завернутая в газетку. Оказалось — это какая-то редкая рыба, деликатес. Она предназначалась Лаптеву, который уже второй год грозился выкинуть Саяну по обвинению в… колдовстве.

Увидев родительницу, я сразу поняла: это потомственное. Мама Саяны была этническим музыкантом. Точно такие же цветные ленточки торчали и из ее карманов. Не говоря уже про фиолетовую прическу и ярко-зеленые ногти. Мать с дочкой очень мило вели себя со мной, да и просто были людьми добрыми. До сих пор мы с Саяной дружим. Тем более что она уже давным-давно покончила с медицинским и сейчас одной ногой в Нью-Йорке, а другой — в Берлине. Если на то пошло Саяна вообще не собиралась врачевать. Просто для жителей ее маленького якутского городка единственный шанс на нормальное будущее давала студенческая целевая программа.

И вот однажды на коллоквиуме Жаба сказала ей:

Ты что такая вся разноцветная? Пока не приведешь себя в порядок, ответ твой не приму.

Накануне Саяна все тщательно выучила, и ей совсем не хотелось тащиться на пересдачу. К тому же ясно, что к внешнему виду придираются только тогда, когда хотят, но не могут придраться к знаниям. Мне кажется — это такой предлог, возможность выразить то, что вслух сказать неприлично: «Не нравишься ты мне. Почему? Да просто так».

В общем, Саяна отвернулась и начала что-то нашептывать по-якутски, энергично вычерчивая в тетради какие-то странные круги. Дочертив, Саяна подняла гелевую ручку и со словами: «Пепел к пеплу», — резко вонзила ее в тетрадь.

Ой! Дурно мне что-то, — сказала Жаба и, схватившись за горло, закашлялась, а потом вдруг выбежала вон.

Я наклонилась к однокурснице.

— Ты что с ней сделала?

— С ней? Абсолютно ничего. Однажды Бабин назвал меня «тупой чукчей». Я не знала, как реагировать. И вдруг пришла в голову мысль. Говорю ему: «А между прочим, Олег Александрович, я бы так не шутила. У меня бабушка была шаманкой. И мать — шаманка. И я, кстати говоря, тоже…»

— А он что?

— Рот открыл — думала, сейчас скажет что-то умное. Но на самом деле он жутко перепугался. В результате и пошла про меня, как говорится, молва… теперь все очень просто. Когда они ведут себя по-хамски, достаточно отвернуться и начать что-то шептать. Лично я нашептываю рецепт блинов с повидлом. Потом говорю: «Пепел к пеплу», — и все. Как видишь — работает безотказно.

Больным Саяна нравилась. Она умела долго выслушивать пациента, трепетно сжимая в своих маленьких ручках старческую морщинистую ладонь. Иногда она рисовала пациентам разные картинки. Кто-то просил у нее: — Нарисуй мне лес. Я тут лежу уже месяц, соскучился… И Саяна рисовала еловую рощу, посреди которой на пне сидит пациент, смотрит на небо и курит.