Край, где живет Детство... - Сергей Боев Страница 20

Серёжка от нетерпения переминается с ноги на ногу – быстрей бы поймать хоть какую-нибудь рыбёшку!

– Скоро увидишь. Но сначала надо нанизать червяка. Вот смотри – так, чтобы крючка не было видно, и чтобы приманка сильно не свешивалась. А то карась-то рыба умная – увидит крючок и не станет клевать. А если червяк длинный – объест его до крючка и оставит тебя «с носом».

– А «с носом» – это что значит?

– Значит – с пустыми руками, без улова.

– Ага, понятно. Теперь можно забрасывать?

– Можно. Только отойди подальше от братьев, а то крючками друг друга вместо карасей поймаете, или лески поперепутаются – до ночи не распутаешь!

Тут отец вдруг резко дёргает свою удочку вверх – и через мгновение на конце лески трепыхается крупный, величиной с папину ладонь, карась. Ребята все разом забывают про свои удочки и подбегают рассмотреть первую добычу. Спина у карася толстенькая, темно-коричневая, с зеленоватым отливом, бока темно-золотистые, а плавники – чуть красноватые. Красавец!

– Эй, горе-рыбаки – да у вас хором клюёт! – зовёт мальчишек дядя Коля.

Славка и Сашка бросаются к своим удочкам, подсекают… Славка выдёргивает пустой крючок, а Сашке приходится довольствоваться видом срывающейся с крючка и громко плеснувшей на прощание хвостом рыбёшки.

Пока они перенасаживают червей, Серёжка забрасывает свою удочку. Не успевает поплавок коснуться воды, как тут же мелко дёргается пару раз и резко ложится на бок. Трясущимися от волнения руками он подсекает и выдёргивает из воды извивающегося карасика – чуть меньше, чем у папы, но зато своего. Первого в жизни! Он осторожно снимает его с крючка и гордо показывает папе, потом дяде Коле…

Но тут начинает клевать у всех сразу – и Серёжка бросает свой первый улов в корзину и бежит к банке с червями, чтобы не отстать и не упустить удачу.

Им везёт. Клёв идёт отменный: две-три минуты после заброса удочки – и поклёвка. То тут, то там вылетают из воды караси. У дяди Коли к основной леске ещё привязан небольшой «поводок» с отдельным крючком – и он то и дело выдёргивает аж по две рыбины сразу! Корзина наполняется быстро…

Домой они возвращаются почти затемно. Мама с бабушкой в четыре руки начинают суетиться у плиты… Очень хочется есть и спать – а время тянется, как назло, медленно. А может, оно уже уснуло?

Наконец, из печи достают и ставят на стол огромную шкворчащую сковородку. В ней с десяток крутобоких, горбатых карасей аппетитно блестят зажаристой кожицей, скрывающей под собой нежное, мягкое, тающее во рту сладковатое бело-розовое мясо. А вокруг карасей – горки обжаренной в масле золотистой картошечки, посыпанной сверху зелёным лучком и щедро залитой яичной болтуньей…

И снова тени от керосиновой лампы мечутся по стенам, и неровный круг света трепещет на столе… И звучат в полумраке рассказы о прошедшем дне – о коровах на пастбище, о «крокодильчиках», которые вдруг завелись в мелкой деревенской речушке, о рыбацких хитростях и о невиданном вечернем клёве…

* * *

– Пап, а пап, а куда мы сегодня едем? – полюбопытствовал Серёжка, забираясь на своё место на заднем диване. («Сказано – по машинам, значит – по машинам. Но спросить-то можно!»)

– Куда да куда… На Кудыкину гору, воровать помидоры! Сколько раз я тебе уже объяснял, что «кудакать» – плохая примета?

– Сынок, папа за рулём, ему сейчас не до расспросов. А едем мы на Бугор – это на горе, над нашим бывшим деревенским домом в Паниковце.

– Ой, это где меня самолёт «кукурузник» всего перепугал, когда я маленький был? А потом ещё пчела ужалила!?

– Надо же! Тебе тогда едва два года исполнилось, а запомнил!

– Да уж, такое до смерти не забудешь… А Сашка там тоже будет? И сестрички?

– Шура с Адиком приедут – значит, и Саша с Леной. Брат тоже собирался, так что Иринка за ним наверняка увяжется. А ещё должна приехать моя младшая сестра, твоя любимая Аля.

– Ага, это которая со мной сидела в Кубинке, когда я был совсем маленький. А потом ещё чуть-чуть в Шаталово. Мам, только я это почти совсем-совсем не помню. Помню только, что звал её «моя Аля». Она мне недавно рассказала, что я очень не любил её ухажёра. Он к ней на велике приезжал, а я каждый раз норовил этот его велик ногой пнуть – ну, чтоб он уехал и не мешал мне с ней гулять. Но это я тоже сам всё равно не помню…

– Может, вместе и вспомните ещё что-нибудь интересное.

– А почему все туда приедут?

– Ну, во-первых, там ведь прошло всё наше детство. А во-вторых, там просто сейчас очень красивое место. Когда мы с Шурой и Колей в школу ходили, Бугор был совсем голый, там только трава росла да чабрец, клевер да ромашка аптечная. А вот Алле, нашей младшенькой, досталось с этим Бугром! Они всей школой каждый год там молоденькие сосёнки сажали – была тогда какая-то указивка из райкома на это… Вот из этих-то молодых саженцев и вырос настоящий сосновый бор. Да что я тебе рассказываю – сам увидишь, мы уже почти приехали.

«Неужели мама и папа, и тётя Шура, и дядя Коля, и Аля тоже были когда-то такими же маленькими, как мы с братом сейчас? – в очередной раз удивился Серёжка. – А меня-то и вообще тогда на свете не было… И Славки тоже? Ну и ну!»

… «Бугром» оказалась обычная с виду опушка соснового леса на вершине одного из гребней глубокого, заросшего высокой травой оврага. Но обычная она только на первый взгляд.

Могучие сосны здесь выстроились рядами по вершинам и склонам оврага, как будто охраняют Бугор от чужаков. Выглядят они торжественно-величаво – ладные, раскидистые, неспешно качающие ветвями на ласковом летнем ветерке. А под ними – молодая зелёная поросль – сосёнки да ёлки – и душистое, дурманящее своими ароматами тепла и лета разнотравье вперемешку с запахами смолы и хвои. Идешь по опавшим иголкам, как по ковру – мягко, неспешно, собирая сосновые шишки и высматривая, не притаился ли где под листиком грибок…

Вдруг – опушка, где молоденькие ёлочки ведут хоровод вокруг своей подружки, присевшей в центре круга и как будто прикрывшей своими широкими юбками совсем ещё маленьких детишек.

А вот на склоне, где солнечного света побольше – пара молодых крепких дубков с яркими, будто только что распустившимися нежно-зелёными листочками и гроздьями зелёных ещё желудей… Откуда и каким ветром занесло их сюда, в сосново-еловый бор?

Если и есть где лукоморный сказочный лес – то, наверное, он выглядит именно так. Да вот и яблонька дикая в ложбинке – прямо как в сказке, вся усыпана мелкими красными наливными яблочками. Сорвешь, откусишь румяный спелый бочок и поймешь – вот оно какое лето на вкус…

Воздух весь напоен теплом и летним спокойствием и звучит лучшей в мире музыкой – стрекотом кузнечиков, звоном стрекоз да гулом шмелей и ос.

Внизу, на дне оврага, угадывается ручеёк, несущий свою студёную родниковую воду на встречу с речушкой, чтобы веселее журчать дальше вместе. Ах, какое это блаженство – зачерпнуть алюминиевым котелком этой водицы и пить, пить взахлёб, и чтобы струйки воды текли мимо рта и стекали по подбородку бодрящей прохладой на нагретую солнцем кожу…