Кошка Скрябин и другие - Марианна Гончарова Страница 20

Вот пишу, а Скрябочка устроилась у меня на коленях, включила опцию вибрации и уходит в спящий, очень сонный режим. В этом режиме она очень хороша.

Вчера Скрябин обнаружила окно, а за ним жизнь. Такая умная, слушай, не удивлюсь, что к годику она выучит таблицу умножения и сама дойдет умом до того, что Земля круглая. И не надо будет это ей объяснять. Так вот, она обнаружила окно, а за окном оказался целый мир. Мир в лице воробьев. Эти воробьи там всегда живут, на старых лозах папиного виноградника. О винограднике, мой дорогой, отдельно.

Я ведь писала где-то, что, когда папа ел вишню где-нибудь, поел – и бросал за плечо косточку, она обязательно прорастала. Кстати, такой же талант у сына Даньки – он бросил из окна своей комнаты орех – тот пророс. Но соседи побоялись и его спилили, потому что он ветками тянулся к их окнам. Они боялись, что к их дочери будут по дереву лазить кавалеры или того хуже – воры. Ну вот, а однажды он яблоко ел и косточки опять в окно – лень было спускаться вниз… И что? Правильно – мы этот саженец пересадили подальше от бдительных соседей, поближе к реке, и оно, это деревце, ну прямо как девочка-балерина пятнадцатилетняя, стройненькое, радостное, уже седьмой год, ка-а-к расцветет весной в одночасье, дух захватывает от гордости, мол, вот какое ты у нас…

Ну вот, папа посадил лозу под балконом, но внизу жила соседка Лиза Чайка, огро-о-омная, как трансформаторная будка. Она вылила под виноград кипяток. Виноград своими салатовыми листиками заслонял ей виды. А какие виды там были – стройка… да. Вылила кипяток, и папа так расстроился, что прямо чуть не плакал. И он стал эту лозу спасать. Что-то вырезал. Выстригал, пересадил ее на заднюю сторону дома, и она, благодарная лоза, – она ведь существо чувствующее и мистическое, она принялась и потянулась листьями прямо к окну, где была моя комнатка. Окрепла. И вот на этой лозе – воробьи. Уж которое поколение. На закате они начинают орать, устраиваясь на ночлег, как они там помещаются, просто не представляю. Но орут, орут… Но тут Скрябин наша, пират сомалийский, одним прыжком – шлеп! – легенько на подоконник, глаза выпученные, и, поцыкивая зубом после сытного ужина, она воробьям, мол, пацаны, а че орем, ы?

И все-о! Тихо! Все по койкам – и спят. Порррядок теперь у нас. Отак. А то галдели и дрались каждый вечер.

Надо бы ее сфотографировать, но сначала ведь надо ее поймать. Остановить, чтоб она села или легла… Не-е-е. Она ведь не бегает, она телепортируется. Только по топоту и звону ее игрушки слышно, в какую сторону она умчалась, ускакала… И дает всем понять, кто здесь хозяин. Неприветлива с чужими. Подходит, нюхает, трогает лапой, даже шипит иногда, мол, гражданка, вы тут, случаем, не засиделися? У нас дел – цельна телега. А вы тута…

И кушает уже с таким брезгливым видом, мама говорит, иногда думает, что она повернется и скажет, головой покачивая: «А печеночка сегодня жестковата… не удала-а-а-ась… бывала и лучше. Знаем. Едали…»

Однажды наша кошка Скрябин опечалилась, что одинока и бездетна. Она переживала, вздыхала и не ела. Где-то час. А потом плюнула – че грустить-то – и усыновила старую норковую шапку доктора Мамедова. Случайно забыл, а потом забыл, что забыл. Мы тоже забыли, что он забыл, что забыл. Теперь у кошки Скрябин двое детей – потертый бывалый фетровый краб на удочке и старая норковая шапка доктора Мамедова. Она тягает обоих по маминой квартире, громко поучает: здесь горшок, указывая на лоток в ванной, здесь мы едим и пьем, показывает Скряба на стойку с мисками, а здесь – Скряба затаскивает по очереди обоих детей, и шапку и краба, на кухонный стол, – здесь мы воруем.

Кошка Скрябин часами вылизывала своего нового приемыша – норковую шапку доктора Мамедова. Потом ее немного мутило и тошнило.

А сейчас она усадила обоих детей перед собой и нудным тоном читает нотацию: мы вас не для того взяли в дом, чтобы вы просто так валялись. Вы должны мурлыкать, портить обои и бренчать мышкой с колокольцами.

А еще наша кошка Скрябин стала рукопожатной – научилась подавать лапу.

– Привет! – фамильярно рявкаем мы кошке в лицо.

Скряба царственно выбрасывает правую лапу. Я беру лапу в свою руку, кошка сжимает лапу в тугой ладный кулачок, пряча когти.

Был ливень, мы все сидели в гостиной, каждый занимался своим делом. Кто читал, кто ногой качал, кто в Интернете новости смотрел, а кошка Скрябин сладко спала. Забежал доктор Мамедов.

– Привет! – крикнул он из прихожей.

Скряба, практически не просыпаясь, чуть полуоткрыв сонные вежды, привстала с дивана, протянула в пространство лапу и мгновенно бухнулась обратно – спать. Доктор Мамедов обиделся, услышав в ответ на свое приветствие беспардонное громогласное ржание.

Всю ночь кошке Скрябин пел арии посторонний кот под балконом. Я не знаю, что он там наобещал ей – носить на руках, быть верным мужем-многоженцем, быть рядом, когда ей трудно, отдавать последний сырник, – но наша кошка опять заламывает руки: «Люблю, приди, о мой герой…»

У мамы повышенный фактор сопереживания, то есть эмпатией она болеет. Болезнь в остром периоде. Она ходит хвостом за Скрябой и уговаривает ее, что он – врун, что он поматросит и плюнет, что… Ну и так далее. Но кошка открыла для себя «неведомое и манящее» за дверью и норовит вышмыгнуть туда и удрать с первым же гусаром. Кокотка.

Скряба может понимать не только слова, сказанные вслух, она может читать и мысли.

Мама отдыхала в кресле, сердце побаливало, и она подумала – вот сейчас бы конфетку, от конфетки, бывает, сердце перестает болеть. Но встать – ну совсем не под силу, так она сидела и размышляла.

А Скряба нехотя, как будто ее насильно подняли, спрыгнула с маминых колен, потянулась кряхтя, мол, покоя нет в этом доме, легко взлетела на книжный шкаф, что-то оттуда сбросила к маминым ногам не глядя, опять взобралась к маме на колени, свернулась в клубок и уютно засопела. Мама наклонилась поднять сброшенное – это была карамелька.

Мы потом долго вспоминали, как она туда попала, и предположили, что стихийно прятали конфеты куда попало от маленького внука Андрея, потому что в новогодний вечер он и так ел слишком много сладкого.

Но как это помнила наша кошка?

Приходили сваты – сватали Скрябин за такого же фелициуса, тоже с кисточками на ушах, показывали фотографию – толстый, морда тупая, заплывшая, но паспорт, родословная, то-се.

– Ну что, – спрашиваем Скрябин, – что решаем?

Скрябин с интересом обнюхивает хозяев потенциального жениха. А те давай нахваливать, мол, он у нас изобретательный, умный, недавно – гы-гы! – с соседского балкона рыбу украл, большую, еле приволок.

И хозяин кота смеется, мол, соседи вышли на балкон, а рыбы-то и нету. И они – гы-гы – в небо смотрят, совещаются, то ли улетела рыба, то ли орел унес… А это наш котик постарался. Гы-гы…