Израиль в Москве: повесть - Ефим Лехт Страница 20

— Израиль! — Рукавлев встал. Водка трепетала в его фужере, он держал его за стройную ножку. Оттопырив мизинец, звонко чокнулся: — Израиль! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!

Изя вяло согласился. Отпил свой «Егермайстер» из «дьюти-фри». По-видимому, актер все-таки говорит о звоне бокалов.

В углу спорят об ударениях. Как звучит фамилия Петьки: Пустота или Пустота.

Вот еще один знакомый персонаж. Виталик Раскин. Водит по пустыне Негев евреев-олигархов. Белые хламиды, сандалии, в коих якобы ходили древние иудеи. Работа у него такая. Как у Моисея: искать Землю обетованную. Должность у Виталика — вице-президент РИК (Русско-иудейского конгресса). Он теперь Хаим Тхоль, хотя олигархи зовут его Фимой.

Развернули кабели шустрые юноши из «Дождя». Симпатичный канал, честный. Изя его смотрит, тем более что дождь в Израиле — редкость. Ласковый Миша, человек «Дождя», проверяет связь.

Либеральная оппозиция представлена криво улыбающимся Матвеем Шлемовичем со смартфоном в руке. У каждого сейчас в руке смартфон. Как у ковбоя — кольт.

А вот и поп-балерина Диана. Что ей Пелевин? Разве она читает? Диана позирует в черном длинном в пол платье. Вот она повернулась и — оп-па — продемонстрировала вырез в виде туза червей на голой попе, смутно напоминающей спелую грудь. Неслабо.

Прогуливается по залу со спутником Тарас Гнисюк. Бойкий, обвешанный кофрами, весь в карманах и объективах. Фотограф первого ряда. Он подбежал к Изе, вместо приветствия выпалил свой загадочный пароль: «Ашурова знаешь?» — и представил Изю спутникам так:

— Знакомьтесь, художник Грач, мастер скоростной эякуляции.

— Но, в отличие от тебя, Тарасик, я этим не горжусь, — отбился Израиль. Ирония. Последнее прибежище еврея.

— Сколько людей! Я-то думал, что никто уже не читает. — Гнисюк беседует, жует, кого-то снимает, здоровается. Маленький энерджайзер.

— Почему, читают, — говорит Изя, — в Мертвом море, для фото. Лежа на спине в пересоленной воде.

Тарас большой выдумщик. Когда он работал в журнале «Синема», ему удалось напечатать внутри унитаза портрет своего лучшего врага — зама главного редактора. Полночи трудился, закреплял. Наутро в туалете было весело, даже дамы забегали. Вот такая фотовендетта.

Уже трижды Изя был чокнут великим русским актером Рукавлевым. Тот напевал: «Step by step [18] кругом» и осторожно раздевал куриные кости.

— Люблю танки, — опять удивила Ольга. Кажется, это она о японской поэзии.

— Ну, как ты там, среди евреев? — сочувственно спрашивает художник диафильмов Таня Чулкова, сощурив добрые глаза добермана.

— Ничего. Привык.

— А арабы?

— А что арабы? Очень чистоплотные. Ноги моют чаще, чем руки. Молятся, когда евреев не убивают.

Израиль вспомнил, как он познакомился с одним на пустынном пляже. Теплый зимний день. Молодое солнце. На подстилке — приемник, книга, бутылка воды, яблоко. Море занято обычной работой — промывает песок. На рейде — цепочка судов. Недалеко — ашдодский порт.

Вдруг на подстилку опускается незнакомец. Говорит «собакин хер». На арабском — «доброе утро». Хотя, кажется, надо говорить «сабах-эль-хир». Это лучше, чем «аллах акбар». Почему он подсел к Изе? Становится тревожно. Оказался заурядным геем в поисках партнера. Студент из Бер-Шевы. С тонким голосом на тяжелом иврите. Он участвовал в создании постановочных кадров для наивного Запада: убитый мальчик, взрыв в больнице, хорошо освещенные трупы и т. д. Для теленовостей «Аль-Джазиры». Изя угостил его яблоком. Потом Ахмед помолился на Восток, упираясь головой в Изин коврик и высоко поднимая зад.

Чулкова преданно смотрела грустными глазами:

— Эх, Изька, ты ничего не знаешь, после «Диафильма» чуть с голоду не подохла, расписывала досточки, в Измайлове продавала. Так и продержалась.

И, покопавшись, вынула крошечную, шесть на девять, «досточку» в подарок. На ней Святая Русь и пара с собачкой. Если присмотреться, джентльмен в цилиндре чуть похож на Изю, тоже при бородке.

— Спасибо, Танечка.

Она улыбнулась, показав бледные десны.

— Чем ты там зарабатывал?

— О, чем угодно, карикатуры, мультики, был даже пляжным художником с лицензией от мэра, которого прямо на пляже и нарисовал.

— А как у вас с культурой? Ты же был театралом.

— Культур-мультур? У нас очень массовая культура. Съезжаются гаснущие звезды… Стрейзанд, Пол Анка, Мадонна, старик Том Джонс, несть числа. Ну и, конечно, чёс из России: миляга Галкин, советский Кобзон, разнузданная Лолита, патриоты «Любэ» и Газманов. Многие зачем-то хвастают, что они немножечко евреи. Очень хороши были Костя Райкин, хор Турецкого, «Би-два» и т. д. Да у нас и своих звезд полно: Баренбойм, Фишер, Гаон. В том числе русскоязычный Губерман со стишками. Бабули, когда он матерится, очень довольны. Рубина рубит байки пионерским голосом. Юлик Ким не утратил. Иртеньев поливает обе Родины, Моня Твиттер виртуозничает на скрипочке, забредают Войнович, потертый Сева Новгородцев (город Лондон, Би-би-си). А театры… положа руку на печень, редко хожу. Насмотрелся.

Израиль пресыщенный.

Справа ругаются сорокинцы с пелевинцами:

— Молчи, калоед!

— Наркоман писучий!

У барной стойки блаженствует еще один диафильмовец. Приветливо махнул рукой. Изя, с бутылкой в руке, приблизился. Леонид Иванович Хмыз. Из тех, кто жил в Доме на набережной. Сын академика. Кличка Золотая Молодежь, скорее, из-за золотых зубов. Свои зубы он потерял в тюрьме, выбили. Сидел за изнасилование. Групповуха. Герой фельетона «Плесень» в «Правде». После отсидки одним из первых купил «жигули» — «копейку», стал автокентавром и даже мусор ездил выбрасывать на машине. Возил Изю и еще двух гурманов обедать в ресторан «Будапешт». Был замдиректора «Диафильма». Довольно покоцанный временем.

— Как вы после «Диафильма», Леонид Иванович?

— Я работаю в «Коопиздате».

— Звучит стрёмно.

— Да, но пока приносит доход. Вот, хотим Пелевина переманить из его «Эксмо». Мы покажем кто старпер, а кто — стартапер.

С кем-то не доругался.

— Как вам при капитализме?

— Я — совок. Всем худшим во мне я обязан СССР. Но «империю зла» вспоминаю с нежностью. И надеюсь на реванш.

Скверная у него манера — разговаривая, смотреть куда угодно, только не на собеседника. Хочется крикнуть: «Смотреть в глаза!»

Мимо просеменила публичная Ксения Собчак. Образованная львица. Хмыз отвернулся: