Предательство - Карин Альвтеген Страница 21

— Мы заберем его как всегда в четыре.

Она задержала в руке ее локоть — прежде чем повернуться и уйти.

Когда она вернулась, он все еще спал. Дверь в спальню была закрыта, Эва прошла в кухню и поставила кофе. Позвонила с мобильного на работу. Ее угораздило подхватить серьезный грипп, доктор выписал больничный, так что пусть ее проектами пока займется Хокан.

Вытащила поднос на складных ножках для завтраков в постели, который им подарили на свадьбу Сисси и Ян. Он так и хранился в упаковке, кажется, они использовали его всего раз в какой-то день рождения.

Никогда прежде мысли не были такими ясными, чистыми и абсолютно свободными от колебаний и сомнений. Ею двигала единственная сила, настолько мощная, что отодвигала все остальное прочь, определяла каждый ее шаг, каждую мысль.

Шаг за шагом. Здесь и сейчас. Будущего, к которому она стремилась, больше нет. Он его отнял у нее.

Теперь нужно позаботиться, чтобы и он лишился того будущего, которое выбрал для себя.

Он не должен понять, что произошло.

Она остановилась у дверей спальни с сервированным подносом. Попыталась несколько раз улыбнуться, чтобы потренировать мимику, впрочем, переигрывать тоже не надо. Нужно вести себя как та Эва, которую он знает. Как та, какой она была двадцать часов назад, иначе он что-нибудь заподозрит.

Она повернула ручку двери и открыла дверь ногой. Он проснулся и приподнялся в кровати, опершись на локоть.

— Доброе утро.

Он не ответил.

Слышишь, что тебе говорят, скотина?

Он смотрел на нее так, словно в руках у нее не поднос, а наточенный топор.

— Что это?

Она сделала два шага в глубь комнаты.

— Это называется завтрак в постель

Она приблизилась к кровати с его стороны, с трудом удержавшись от желания плеснуть ему в лицо горячим кофе. Он сел, и она осторожно поставила поднос ему на ноги.

— Не волнуйся, соблазнять тебя я не собираюсь. Я просто хочу поговорить.

В темноте она улыбалась, зная, что этого он боится еще больше.

Она села в изножии кровати, стараясь отодвинуться от него как можно дальше.

Он замер, прижатый к кровати накрытым подносом, который она водрузила на него, как конское седло.

— Вчера, как ты заметил, меня дома не было.

— Да, и ты могла бы предупредить об этом заранее.

Она сглотнула. Нельзя поддаваться на провокации. Новая Эва добрая, она понимает, что он тревожился.

— Да, глупо получилось, но мне нужно было уйти отсюда на какое-то время.

Он не сдавался, а, ловко воспользовавшись случаем, попытался свалить на нее собственную вину:

— Аксель расстроился и спрашивал, где ты.

Сжав кулаки, она сосредоточилась на боли от впившихся в ладони ногтей.

Хочешь искать виноватых — давай! Так кто из нас причиняет ему самую страшную боль?

— Я всю ночь гуляла. — Опустив взгляд, она провела рукой по простыне в синюю клетку. — Я думала о том, что между нами происходит, как мы живем, как относимся друг к другу. И поняла, что я тоже в ответе за то, что все так сложилось.

Она посмотрела на него, но определить его реакцию было трудно. Пустое лицо. Он приготовился к бою, к конфликту и, видимо, не представлял, как вести себя, когда она складывает оружие к его ногам.

Она снова улыбнулась в темноте:

— Прости, что я так рассердилась из-за этой Марии. Когда я слегка переварила это, я многое поняла. Замечательно, что тебе нравится с ней беседовать, Это хорошо для нас обоих. Если она настолько, как ты говоришь, умная, то она сможет подсказать, как нам из всего этого выкрутиться.

Выражение его лица заставило ее снова отвести взгляд. Она отвернулась, чтобы он не заметил ее улыбку, и, глядя в сторону, продолжила:

— Я знаю, что тебе многое не нравится, ты и сам говоришь, что тебе здесь плохо. — Она снова посмотрела на него. — Почему бы тебе не уехать куда-нибудь на время? Поразмыслить, чего тебе на самом деле хочется. С домом я справлюсь без проблем. Главное, чтобы ты почувствовал, что тебе снова хорошо.

Он сидел не шевелясь.

Ну что, Хенрик, запутался?

Она встала.

— Я хочу, чтобы ты знал — я здесь, если я тебе понадоблюсь. Я все и всегда делала ради тебя. Может, порой я плохо показывала это, но я постараюсь исправиться. Я рядом, и так будет всегда.

Он выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Ляжки прижаты подносом, кофе из чашки пролился в тарелку с бутербродами.

Как она вообще жила с ним? Сидит такой убогий, слабый, что ей вдруг захотелось ударить его.

Встань же и ответь за все, что ты сделал, мерзавец!

Она попятилась к выходу. Нужно уйти прежде, чем она себя разоблачит.

Успев заметить, как он поднимает поднос, она вышла из спальни, спустилась по лестнице и направилась прямиком к оружейному шкафу.

Штрафной квитанции на лобовом стекле не оказалось. Не особенно удивившись, он принял это почти как должное. В последний раз больничные двери, почувствовав его приближение, разомкнулись и выпустили его — но не в страшное одиночество, где он и мечтал только о том, чтобы вернуться назад. На сей раз они услужливо скользнули в разные стороны и пожелали ему счастливой новой жизни.

Это — начало. А все, что ему пришлось пережить раньше, было лишь испытанием — проверкой, заслуживает ли он того, что ждет его сейчас. Он простит жизни всю ее несправедливость. Вместе с этой женщиной они преодолеют все.

В последний раз он выехал на Сольнавэген и повернул направо к Эссингеледен. Час пик миновал, и дорога домой заняла восемнадцать минут, как всегда.

Как было всегда.

У своего дома на Стуршёвэген он задним ходом подкатил к подъезду, выключил двигатель, вышел из машины и открыл багажник. У него сегодня столько дел, что лучше не медлить.

Коробки для переезда хранились в подвальной кладовке. Взяв четыре, он поднялся на лифте в мастерскую. Воздух в закрытом помещении застоялся, но он и не думал тут проветривать. А вместо этого разложил две коробки, постелив на дно каждой старые газеты. Два из трех цветов розового гибискуса опали, а третий высох и скрючился. Юнас швырнул цветок в коробку вместе с землей. Два года и пять месяцев он следил за тем, чтобы ее комнатные растения не умерли, но теперь этому пришел конец.

Он снял с себя ответственность за их жизнь.

Наполненные землей коробки оказались тяжелее, чем он предполагал, и до лифта ему пришлось тащить их волоком. В последний раз осмотревшись и убедившись, что в мастерской не осталось ничего живого, он закрыл за собой дверь, запер ее на оба замка и бросил ключ в почтовый ящик.