Солнце в рукаве - Марьяна Романова Страница 21

А на следующее утро невыспавшаяся, но все равно красивая, Марианна рассказывала Наде о том, что это была за ночь, и какой он спокойный и опытный, и что ей кажется – это судьба.

– А как же его жена? – спросила Надя. – Она тоже твоя судьба?

Марианна хохотала, беззаботная.

– Жена – это просто человек, который живет с ним рядом. Человек, который в любой день может и переехать. Если так выпадут карты.

– Ну-ну.

– Кстати, Сурова, а чего это ты сегодня такая красивая? – прищурилась она.

Надя сшила платье и себе, и это было, конечно, не «палаццо-Казанова-мушка-на-щеке» – обычный длинный просторный сарафан в стиле гаремной принцессы.

– Просто так. Данила все время говорит о беременности. Мне захотелось почувствовать себя… желанной.

– Данила? Все время говорит? – присвистнула Марианна. – Верится с трудом, но раз уж так тебе угодно…

Надя, пробормотав что-то невнятное, уткнулась в полку со свитерами, и будь ее подруга чуть менее зацикленной на себе, она бы непременно заметила и внезапное смущение, и нервную улыбку, и покрасневшие уши. Но Марианна не заметила ничего – она находилась в том состоянии счастливого предвкушения, когда ты словно заточен в кокон из сахарной ваты и все вокруг теряет смысл, кроме щекотных солнечных зайчиков, танцующих в животе.

Была среда, и как только рабочий день подошел к концу, Надя соврала, что опаздывает к стоматологу, и, опередив подругу, выскользнула из торгового центра. В автобусе было так душно, что она едва не передумала ехать. Забеременев, она старалась избегать московского часа пик.

Они договорились встретиться у «Старбакса» на Тверской. Уже подбегая к нужному дому, она с некоторым неудовольствием вспомнила, как Марианна рассказывала о французском ресторане, в котором они с Борисом были накануне, и о свежайших устрицах, которыми они там угощались. Ее же пригласили в обычную кофейню самообслуживания, каких в городе десятки.

«Мы обе воровки. Она ворует у жены, и это отвратительно. А я – у любовницы, и это еще более мерзко».

Борис приветствовал ее так, словно они были разлученными в детстве близнецами. Именно близнецами, потому что ни в движении, которым он притянул ее к себе, здороваясь, ни в легком прикосновении сухих губ к щеке не было ничего интимного. Искренняя дружеская радость. Они взяли по пирожному и по большому кофе.

– Я все-таки хочу спросить. – Надя так неловко отхлебнула каппучино, что над ее губой остались светло-желтые молочные усы. – Зачем тебе все это нужно? Зачем ты меня позвал?.. То, что ты говорил в кафе, совсем неубедительно.

Борис протянул руку с салфеткой через стол и промокнул Наде рот как маленькой. Его рука была твердой, а глаза – смеялись.

– А можно тогда встречный вопрос?

– Давай.

– Зачем ты пришла?

– Что? – растерялась Надя.

– Ну как же. Ты не понимаешь, зачем мне все это нужно. Я кажусь неубедительным. Вчера у меня было свидание с твоей лучшей подругой, и я даже не стану тебе врать, что оно прошло так себе. Нет, я честно говорю, что твоя подруга – роскошная баба. С которой я теперь, вероятно, буду спать, во всяком случае, время от времени.

Надя ощутила, как уши и кончик носа стали горячими. У нее была бледная, легко краснеющая кожа.

– Я… не знаю, – выдавила она. – Не могу объяснить. То есть могу, но получится запутанно, многословно и слишком лично.

– Ладно, – легко согласился он. – Тогда давай поговорим о чем-нибудь еще. Безобидном. Твое личное пространство еще успеем нарушить. Я был в паломническом туре на священной горе Кайлаш, совсем недавно, два месяца как вернулся.

– И… что?

– Ты хотя бы знаешь, что это за гора?

И Наде пришлось признаться, что нет, но это, казалось, его не разочаровало.

– Тибетцы считают ее священной. Я обошел ее дважды, с караваном яков. Ночевал в палатке, в пыли. По вечерам молчал у костра. У меня был интересный проводник – казалось, что ему сто лет, а выяснилось потом, что всего сорок.

– Алкаш, что ли?

– Сама ты алкаш. А у него просто глаза мудрые. Ну и морщины – от ветра. О, какие там ветра. Кожа сохнет, как пергамент, глаза щиплет, а горло становится сухим, как асфальт.

– Да ты романтик, – улыбнулась Надя. – Но зачем ты вдруг начал мне это рассказывать?

– Индуисты считают, что Кайлаш – любимое место Шивы.

– Это который разрушитель? – Что-то шевельнулось в ее памяти.

– Именно он, – мягко улыбнулся Борис. – Местные считают, что в этом месте сжигается дурная карма и разрушаются иллюзии.

Надя со вздохом потрогала то место на груди, где у православных обычно находится крестик, а у атеистов, как она, просто нежная косточка между ключицами. Борис уловил ее настроение:

– Нет, я не собираюсь уговорить тебя продать квартиру, чтобы поселиться в пыли и хором петь «ом мани падме хум»… Просто хочу тебе рассказать одну историю.

– Ладно…

– Меня затащил туда приятель, бывший клиент. У него несколько лет назад умерла жена, и он попал в мой психологический центр. Почти год мы разбирались с его болью, а когда разобрались, он решил принять буддизм. Уехал в какой-то ашрам, чуть ли не в Гоа. Я, конечно, расстроился. Счел его одним из тех бессмысленных эскапистов, каких так много развелось в последнее время в Москве. От себя, Надя, ведь не убежишь. Хоть ты обреешься наголо и поедешь на випассану в Катманду. Хоть продашь квартиру, чтобы годик пожить шикарно в каком-нибудь Майами… Так вот, что касается друга моего. На какое-то время мы потеряли связь. А потом он однажды позвонил и предложил встретиться. Я обрадовался, потому что к тому времени, если честно, считал его сгинувшим. Ты не представляешь, сколько у меня знакомых сгинуло по ашрамам разным.

– Так и сгинули? – недоверчиво округлила глаза Надя, которой казалось, что он рассказывает о другой планете.

– Так и сгинули, – развел руками Борис. – И живы ли они, никто не знает. Возможно, включая их самих… Я очень волновался, когда шел на эту встречу. Оказалось, зря. Он выглядел здоровым и счастливым. Сильно загорел. Но появилось в нем что-то… Я даже не могу подобрать правильного эпитета, какой он стал. У него как будто космос из глаз струился, прямо на меня… Мы проговорили три часа. Вроде бы ни о чем. И он пригласил меня в паломническое путешествие на Кайлаш. Мы должны были обойти гору с проводником и караваном яков. Я посоветовался с женой, и мы решили, что нельзя вечно жить в скорлупе. Надо расширять границы мира. И вот я купил рюкзак, горные ботинки, палатку.

Сначала мы добрались до Лхасы, там встретились с другими членами группы. С нами еще шли два француза, австралиец и странная американка, модель, которая боролась с героиновой зависимостью. Она была настроена решительнее всех, но, конечно, не дошла и до первого перевала, пришлось ее возвращать с одним из проводников. Когда мы через две недели вернулись, она была уже лысая, с росписью на руках и мнила себя чуть ли не воплощением Шакти.