Леденцовые туфельки - Джоанн Харрис Страница 21

«Так ведь и я была такой же, — сказала я себе. — Это же я — десять лет назад».

Впрочем, это не совсем так; вряд ли Зози настолько моложе меня, просто она чувствует себя гораздо свободнее и гораздо сильнее ощущает себя именно Зози, чем я когда-либо ощущала себя Вианн.

«Кто же она такая, эта Зози?» — спрашиваю я себя. Эти глаза, безусловно, замечают куда больше, чем тарелки, которые нужно перемыть, или банкноты, засунутые под краешек блюда. По голубым глазам читать всегда легче, однако мое профессиональное мастерство, раньше так часто мне пригождавшееся — хоть и не всегда приносившее удачу, — с ней по какой-то причине дает сбой. Бывает, уговариваю я себя, такие люди тоже иногда попадаются. Но что ей по душе: темный шоколад или светлый, мягкий или твердый, или, может, горький апельсиновый, или вообще розовая сливочная помадка, или белый шоколад «Манон», или ванильный трюфель? Я вообще понять не могу, любит ли она шоколад, не говоря уж о том, какой шоколад ей нравится больше всего.

Но… почему же мне кажется, что уж ей-то хорошо известно, что больше всего люблю я?

Я вновь повернулась к Тьерри и заметила, что и он смотрит на Зози.

— На помощницу у тебя денег не хватит. Ты и так еле концы с концами сводишь, — заявил он.

И меня опять охватило раздражение. Да кем он себя считает, в конце концов?! Словно мне впервой со всем справляться в одиночку, словно я — маленькая девочка, играющая с подружками «в магазин»! Конечно, дела у нас в chocolaterie в последние несколько месяцев идут неважно. Но за аренду мы заплатили до самого Нового года и наверняка сумеем выкрутиться. На подходе Рождество, и если повезет…

— Янна, нам все-таки нужно поговорить. — Улыбка с его лица исчезла. Теперь передо мной сидел самый настоящий бизнесмен, мужчина, который в четырнадцать лет начал вместе с отцом восстанавливать старую развалюху возле Гар дю Нор и в итоге стал одним из самых преуспевающих торговцев недвижимостью в Париже. — Я понимаю, тебе тяжело. Но ведь совсем не обязательно, чтобы так было всегда. Для любой ситуации можно найти решение. Я знаю, ты была предана мадам Пуссен — ты много ей помогала, я очень это ценю…

Он считает, что это действительно так. Возможно, отчасти так и было, однако я прекрасно понимаю, что использовала ее, как использовала и свое воображаемое вдовство, желая отсрочить неизбежное, отдалить ту страшную черту, после которой нет возврата…

— Но ведь можно идти и вперед.

— Вперед? — переспросила я.

Он улыбнулся.

— Ну да, по-моему, у тебя есть такая возможность. Я что хочу сказать: всем нам, конечно, жаль, что мадам Пуссен умерла, но ты-то теперь в некотором смысле получила свободу. И могла бы заниматься, чем хочешь. Хотя я, по-моему, уже подыскал тебе место, которое наверняка тебе понравится…

— Ты хочешь сказать, что я должна отказаться от нашей chocolaterie?

На мгновение мне показалось, что он говорит на непонятном для меня иностранном языке.

— Послушай, Янна, я же видел твои счета! Я знаю, что почем. Это не твоя вина, ты так старалась, но сейчас дела у всех плохо идут, и…

— Тьерри, прошу тебя! Я не хочу сейчас обсуждать эту тему.

— В таком случае чего же ты хочешь? — с некоторым нажимом спросил он. — Одному богу известно, сколько времени я пытался к тебе приноровиться. Неужели ты не видишь, что я пытаюсь тебе помочь? И почему не позволяешь сделать для тебя то, что мне вполне по силам?

— Извини, Тьерри. Я знаю, ты хочешь мне добра, но…

И вдруг перед моим мысленным взором предстало нечто. Со мной такое порой случается, причем всегда неожиданно: вдруг на дне кофейной чашки мелькнет чье-то отражение, или я замечу в зеркале чей-то мельком брошенный взгляд, или на блестящей поверхности только что сваренной шоколадной массы возникнет некий образ.

Шкатулка. Маленькая шкатулка небесно-голубого цвета…

Что в ней, я сказать не могла. Но в душе уже зрела паника, горло пересохло; я слышала, как шелестит в переулке ветер, и в этот момент мне хотелось одного: схватить детей и бежать, бежать…

«Возьми себя в руки, Вианн».

Я заставила свой голос звучать как можно ласковее.

— Тьерри, может, подождем с этим разговором, пока я как следует не разберусь с делами?

Но Тьерри был похож на возбужденного охотничьего пса, настроенного весьма решительно, и оставался невосприимчивым к моим аргументам. Руку он по-прежнему держал в кармане, словно что-то там перебирая.

— А вот я как раз и хочу помочь тебе разобраться с делами. Неужели ты этого не понимаешь? Я не желаю, чтобы ты окончательно угробила себя, работая день и ночь. Несколько жалких коробок шоколада того не стоят, Янна! Хотя, возможно, такое положение вещей вполне устраивало мадам Пуссен. Но ведь ты-то молода, умна, и жизнь твоя еще далеко не кончена…

Да, теперь я поняла, что это было такое. Теперь перед моим мысленным взором отчетливо предстала маленькая голубая коробочка из ювелирного магазина с Бонд-стрит, [28]и в ней на бархатной подушечке кольцо с драгоценным камнем, тщательно выбранное с помощью продавщицы; камень не слишком крупный, но идеальной чистоты…

«Ох, пожалуйста, Тьерри. Не здесь. Не сейчас».

— Прямо сейчас мне никакая помощь не нужна. — Я одарила его самой ослепительной своей улыбкой. — А ты съешь-ка лучше свою choucroute. Она удивительно вкусная…

— То-то ты к ней едва притронулась, — заметил он.

Я тут же битком набила рот и сказала:

— Видишь?

Тьерри улыбнулся.

— Закрой глаза.

— Что? Прямо здесь?

— Закрой глаза и дай мне руку.

— Тьерри, пожалуйста…

Я попыталась рассмеяться. Но смех застрял в горле, и вместо него получился какой-то треск, словно из кувшина с узким горлышком с грохотом пытались вырваться наружу горошины.

— Закрой глаза и считай до десяти. Тебе понравится. Обещаю. Это сюрприз.

Ну что я могла поделать? Я закрыла глаза, как он велел. И протянула руку ладошкой вверх, точно маленькая девочка. И сразу почувствовала, как в ладонь мне упало что-то маленькое, не больше пралине в обертке.

Когда я открыла глаза, Тьерри рядом не было. И та коробочка с Бонд-стрит лежала у меня на ладони, в точности такая, какая представлялась мне минуту назад, и в ней на подушечке из темно-синего бархата льдисто поблескивал бриллиант-солитер.

9 ноября, пятница