Американский голиаф - Харви Джейкобс Страница 21

– Мистер Хол, – сказал Буркхарт, – и вам и нам нужен отдых. Вы возитесь с ним уже четыре дня буквально без перерыва на еду и питье. Если вы не отдохнете, поедете в этом ящике к своим родным.

– Нужно довести до ума, – сказал Джордж.

Он свалился на следующее утро перед самым рассветом. Буркхарт выбивал Железной Девой новые поры, когда вдруг заметил, что клиент отключился. Оставив Джорджа лежать там, где он упал, Буркхарт ушел варить кофе, затем принес чашку Эдуарду Залле.

– Хватит трястись, – сказал Залле. – Выпусти, я хочу размяться. Все болит от судорог.

Буркхарт отпер самодельную клетку, радуясь, что его друг вновь обрел некое подобие нормальности. Каменотесы пили кофе, поглядывая на сопящего Джорджа.

– Лучше бы я его никогда не видел, – сказал Залле. – Он доставляет мне неудовольствие.

– Не мучься. Все уже кончилось, – утешил его Буркхарт. – Завтра я выставлю его вон вместе с этим рябым сатаной.

Залле обошел исполина, вглядываясь в остатки своих трудов и напевая «Танненбаум». [18]Буркхарт опустил веки и с облегчением вспомнил, что следующий их заказ – обыкновенный святой Петр.

Буркхарт открыл глаза, когда услышал гоготанье Залле. Партнер поливал каменного человека какой-то жидкостью. У Буркхарта защипало в носу.

– Что это?!

Его громкий крик вернул из забытья Джорджа Халла.

– Кислота, – пояснил Залле. – Серная кислота. Она его разъест. Пусть улетает в свой воздушный замок.

Залле был водворен обратно в клетку, Халл с Буркхартом вылили на исполина не одно ведро воды, однако дело было сделано. Голубая кожа уступила место тошнотворной смеси серого и коричневого. Прожилки в камне стали почти черными. Колосс пах мокрым прахом.

Джордж Халл бухнулся на колени и обратился к Богу со страстной речью. Буркхарт, поразмыслив, решил предложить скидку. Закончив речь, Джордж расцеловал Герхардта Буркхарта и расплатился сполна чистым золотом.

Истыкан. Исклеван. Изукрашен. Выглажен. Вытравлен. Было ли уничижительным последнее насилие? Или я стал краше? Никогда не одобрял тщеславия. Однако если я – это моя оболочка, то хотелось бы знать, улучшило или ухудшило мою наружность кислотное крещение. Ранен. Теперь раскачан. Поднят и брошен в новую постель. Эта мягче. Взяли и вынесли. Откуда? Куда?

По первому осеннему морозцу Аарон Бапкин скакал на кобыле Пегасе из Лафайетта в Кардифф. Долина Онондага взрывалась цветом. Каждое дерево – поэма. Каждый лист – праздник. Скоро этот красный, золотой и оранжевый мир обернется печалью льда. Жизнью, окутанной снегом. Белым королевством безмолвия. Но каков путь к смерти! Тщетный, будто закат солнца.

Подбирая мелодию, Аарон выдувал из гармошки бессвязные звуки. Мысли его были так же невнятны, как и эта музыка. Из головы не шла абсурдная книга, что лежала сейчас в переметной сумке. Вчера вечером ее сунула Аарону в руки миссис Ильм, когда они столкнулись на лестнице. Хозяйка дважды хрюкнула – в устах сего критика это было серьезным одобрением.

Книга провозглашала Америку Святой землей, в которой некогда, словно кролики, резвились библейские исполины. Допущение автора, христианского миссионера по имени Турк, представлялось абсолютно нелепым, однако очень интриговало.

Скача в Кардифф, Аарон раздумывал о том, что если бы в долине Онондага и вправду водились исполины, то как среди них не оказаться жидам. Огромный еврей выбирался в его воображении из зарослей, перегораживал тропу и, помахивая посохом, громоподобно объявлял:

– Шма Исраель Адонай элохейму Адонай эхад! Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един. А теперь отвечай, где тут самая короткая дорога на Сиракьюс?

– Как ты думаешь, Пегги Бескрылая? – спросил Аарон свою усердную кобылу. – Это действительно земля исполинов? Нельзя быть такой циничной лошадью. Известно ли тебе, что всего пару месяцев назад некий француз, мосье Ларто, выкопал у себя во дворе кроманьонца? На юге Франции, где все танцуют без штанов. Слыхала песенку? Если у французов завелись кроманьонские лягушки, то почему бы у янки не быть исполинам? Посмотреть на этих шлабов, [19]так можно подумать, они произошли от бегемотов. Всякое бывает.

Отыскав ферму Ньюэлла, Аарон натянул поводья.

– Нет, ты только погляди. Листья все сухие. Сосны и те бурые. Почва – песок. Что тут вырастет? Посмотри на лошадь или на амбар. Будто гнилые зубы. Корову видала? У нее даже вымени нет.

Вышел Чурба Ньюэлл встретить знаменитого еврейского водного колдуна. Аарон Бапкин брал десять долларов – и смех и грех. Деньги Джорджа Халла как пришли, так и уйдут. По мнению Чурбы, затея была глупой. Если на ферме Ньюэлла что-то и водилось в изобилии, так это вода. Силосная яма была пуста, однако колодец всегда полон. За амбаром журчал ручей. Чурба нуждался в новой воде, как в новых тараканах.

– Добрый день, мистер Ньюэлл. Аарон Бапкин меня зовут. Миссис Ильм передала мне вашу записку.

– Говорят, у вас талант, – заметил Чурба, пока Аарон слезал с кобылы. – Вот и поглядим. Моя земля идет вон от тех деревьев и до холма, за домом забор.

– Прекрасное место, – сказал Аарон. – И вид замечательный.

– Я уведу лошадь, так что можете работать.

– Ее зовут Пегаса.

– Я бы предпочел копать у амбара, – сказал Чурба. – Может, найдете место.

– Уже поздно начинать копать, – сказал Аарон.

– А то я не знаю? Смысл в том, чтобы докопать к весне. Но браться надо сейчас, а как же я возьмусь, если не знаю где?

– Это верно, – ответил Аарон. – Надеюсь, я вам скажу.

– Да уж, за десять долларов, пожалуйста, скажите, – проворчал Чурба.

– Десять долларов – это доллар в год за десять лет воды, – сказал Аарон. – И еще пятьдесят лет бесплатно. Вон там ваш старый колодец?

– Я его заколотил. Вода то кислая, то мутная. Черпаю из ручья, когда он чистый, но там почти весь год болото.

Развернув фасонный платочек, Аарон достал лозу.

– Перед работой я бы хотел чуть-чуть помолиться. Молитва на иврите, но вы не волнуйтесь. Я прошу Господа направить мою руку.

– Чего я не слышу, то мне без разницы. – Чурба перекрестился. – Отведу лошадь к амбару. Жена покормила бы вас ланчем, да говорят, ваши не едят то, что мы.

– Я бы взял яблоко, – сказал Аарон.