Доизвинялся - Джей Рейнер Страница 21

Тем утром все было иначе. Ведь начиная с прошлой ночи я (как выразился бы мой врач) сексуально активный самец.

– Вы сексуально активны, молодой человек?

– Конечно, доктор. Да, активен. Я очень активен. Так уж вышло, я был сексуально активен прошлой ночью, спасибо за заботу.

Я заслужил место в их кабинке. Я вправе присоединиться к стае в саванне. А потому скользнул на нагретую, обитую кожзамом банкетку, стрельнул покурить и отпил кофе. А разговор все тек, глупая болтовня о боеспособности и боеготовности, и в какой-то момент, подбодренный успехом, я к ней присоединился. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что треп разливался полноводной рекой с собственными притоками и разветвлениями. Я до сих пор вижу те развилки, где мог бы направить его в другое русло, потоки, из которых я вышел ни в чем не повинным и незапятнанным. Но правда в том (и сейчас я это признаю), что мне того не хотелось. Мне хотелось, чтобы эти мальчишки знали, что я один из них. Мне хотелось, чтобы они слышали, как я похваляюсь сексом. И больше всего мне хотелось, чтобы они услышали, как я похваляюсь сексом с Дженни Сэмпсон. Мне нужно было, чтобы они про это знали, так как, преданные огласки, мои переживания и достижения как будто становились реальнее. Разумеется, в отчаянной погоне за этой реальностью я был вполне готов приврать.

Когда один спросил: «А Дженни Сэмпсон кричит?», я ответил утвердительно, хотя по пошлой ночи помнил только ее теплое дыхание у меня на шее и гудение холодильника.

Но я уже распустил хвост, переписывал случившееся под себя, подхваченный собственной сказкой:

– Она вопила, – сказал я. – Я даже подумал, кто-нибудь вызовет полицию, так она расшумелась. Честное слово, я так волновался, что…

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, что их взгляды поднялись от мультяшной хари, какой, наверное, казалось мое лицо, куда-то мне за плечо. Их похотливые улыбки сползли, сменившись гаденькими ухмылками. Я сказал:

– Что? В чем…

– Привет, Дженни, – весело сказал один из них.

– Да, привет, – с готовностью вступил другой. – Мы как раз о тебе разговаривали.

Я обернулся.

Дженни стояла у конца стола, крепко прижимая к груди стопку книг. Она моргала, и даже в полумраке я видел, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Бог знает, когда она пришла в «Подвальный», как давно слушала. Она могла сидеть в соседней кабинке, прислонясь головой к перегородке. Но сколько бы она тут ни провела, этого хватило. Недоросли у меня за спиной захихикали.

Я выдавил приветственную улыбку.

– На самом деле мы говорили просто про…

Но без толку. Он шмыгнула носом, моргнула, так что восхитительно затрепетали ресницы, и одними губами произнесла «сволочь». На том Дженни Сэмпсон повернулась и убежала.

До окончания учебы мы не сказали друг другу ни слова.

Когда наконец кого-то узнаешь, трудно взять в толк, как ты мог не замечать этого человека. Глядя, как Дженни сейчас идет в мою сторону по пустому гулкому коридору к выходу из Форин-офис, я чувствовал себя нелепо, настолько она была сама собой. Как я мог ее не узнать? Да, дорогой шорох модельных свободных черных брюк и черного пиджака, возможно, никак не вязался с той Дженни Сэмпсон, которую я знал. Да, тишину плоских подошв сменило цоканье точеных шпилек, выстукивающих уверенный ритм по шахматным плитам. Но все это не скрывало сути. Она оставалась прежней Дженни Сэмпсон, женщиной, которую я унизил.

Я явился без предварительной договоренности около часа дня, исходя из того, что ей понадобится выйти на ленч. Если я не смогу к ней подступиться, мой великий план (а правду сказать, дальше этого он разработан не был) заключался в том, чтобы оставить мой номер телефона в надежде, что она позвонит. Обошлось. Секретарь на ресепшн отрезала:

– Мисс Сэмпсон сейчас спустится.

И вот она собственной персоной: бездушная и деловитая. Она протянула мне руку для пожатия, точно мы условились о встрече, и сказала:

– Я иногда читаю твою колонку. Ты свое дело знаешь, но иногда излишне жесток.

– Да, ты права. Я пытаюсь исправиться. Вот почему я…

– Пойдем пройдемся, – прервала она, кивая на яркий прямоугольник дневного света в проеме открытой двери. – Мне нужно доставить пакет.

Она показала желтый пакет, а потом повернулась и широким шагом вышла во внезапный шум оживленной лондонской улицы. Я поспешил ее догнать, чувствуя себя неуклюжим и нерешительным на фоне ее собранности.

– Я начал говорить о том, зачем пришел.

– Да? – довольно нетерпеливо.

– Я хотел поговорить про нас… нет, про себя. Про то, что тогда сделал.

– Продолжай.

– Хорошо. Да. Ладно. Дело в том, что я думал о… ну знаешь… о нашей учебе в Йорке и о том, как я… ну, солгал про тебя. Это были ужасные, гадкие слова, жестокие, мерзкие и бездушные, и сегодня я пришел, потому что хотел попросить прощения. Я не рассчитываю, что ты просто примешь мои извинения, но…

– Хм.

– …тем не менее мне показалось, что это нужно сделать.

Теперь мы шли быстро: уставившись прямо перед собой, она прокладывала себе дорогу во встречном потоке пешеходов, а я почти бежал вприпрыжку, чтобы не отставать. У меня появилось такое ощущение, будто я пытаюсь продать ей что-то ненужное, и, наверное, так оно и было.

– Потому что нет смысла просить прощения, если наперед знаешь, что твои извинения примут, верно? Я хочу сказать, прощения следует просить ради самого прощения.

– Да?

– И не важно, сколько времени прошло, правда?

– Не важно?

– Дело в том, знаешь… – Я шарил наугад, пытаясь уяснить, а в чем, собственно, дело, когда мне на ум пришло: – Дело в том, что у обиды нет срока давности.

Я проскочил несколько ярдов, прежде чем сообразил, что она остановилась как вкопанная, и повернулся. Внезапно статуя ожила.

– Что ты сейчас сказал?

– Э-э… что нет… ну знаешь… нет срока давности…

– Да?

– Обиды…

– Ты это где-то прочел?

– Нет, я просто…

– Это не из учебника юриспруденции или?…

– Боюсь, только что придумал.

– И – для полной ясности – ты просишь у меня прощения?

– Я пытаюсь. Таков был план.

– Попросить прощения?

Я пожал плечами.

– Наверное. Я не рассчитывал, что ты согласишься меня выслушать, но…

– Нет, нет, нет. Я хочу тебя выслушать. – Теперь она казалась возбужденной, будто только что увидела в витрине вещь, которую искала много месяцев. Бросив взгляд на массивные наручные часы, она сказала: – У тебя есть свободных полчаса? Я живу в двух шагах отсюда. Если честно, то вон за тем домом.