Учитель заблудших - Гилад Атцмон Страница 21

У себя на родине жаждавшие духовности заблудшие дети Сиона искренне и с гордостью считали себя просвещенными носителями прогресса и представителями западной цивилизации. Некоторые в своем прогрессизме доходили даже до того, что слушали Вагнера в Йом Кипур. [22]Однако когда они прибыли в Европу, наводненную различными западными духовными течениями, то с удивлением обнаружили, что европейцы воспринимают их как людей примитивных, невежественных, бескультурных и бездуховных. Мои обрезанные собратья так и не смогли усвоить ни одного из тех учений, которые проповедуют свободу и духовное раскрепощение и отрицают самоуничижение человека перед лицом Бога, каким бы прекрасным он сам по себе ни был.

Отвергнутые западной культурой, заблудшие стали искать духовную альтернативу, и таковая очень быстро отыскалась. Они открыли для себя Восток. В первую очередь он привлек их своими чудесами и тайнами. Но была и еще одна, более прозаическая причина. В нищей Индии израильтяне чувствовали себя сказочно богатыми. Одноразового денежного пособия, которое каждый израильский солдат получает при демобилизации из армии, с лихвой хватало на то, чтобы три года безбедно прожить в Индии со всеми ее дворцами, святилищами и храмами. Не говоря уже о том, что индийцы по наивности относились к израильтянам с почтением, как к представителям западной цивилизации.

При всем своем незаурядном уме, Лола тоже не устояла против течения и отправилась на Восток. Несколько лет она моталась по храмам и святым местам, обкуривалась до беспамятства, носила лохмотья, трахалась с йогами, болтала на хинди и все время ускользала от меня. Потому что уж где-где, а в Индии я ее не искал.

В один прекрасный день я сказал себе «хватит», прекратил поиски и решил, что нам с Евой пора заняться производством детей, не дожидаясь разрешения от Лолы. Так мы, собственно, и сделали.

Как-то раз, летним августовским вечером, вернувшись домой из университета, я застал у себя Еву. Оказалось, что она решила устроить праздничный ужин на балконе. Мы сели за стол, подняли бокалы, чокнулись, и тут она торжественно сообщила мне, что беременна. В ее матке начало вызревать новое поколение вуайеристов.

Прошло какое-то время, и Ева стала округляться. Живот, выпиравший из ее костлявого тела, с каждым днем становился все больше и больше.

По совету медсестры, я перестал заниматься с Евой сексом. Ее уникальные гидрологические способности представляли серьезную опасность для младенца, и я приложил максимум усилий, чтобы устранить какой бы то ни было намек на чувственность в наших отношениях. Я хотел, чтобы все свои любовные соки Ева приберегла для плескавшегося в ее утробе ребенка.

Как известно, женщины во время беременности становятся крайне капризными, и когда у них возникают сексуальные желания, их очень трудно утихомирить. Поэтому я постарался перевести наши отношения в чисто духовное русло и загрузил мозг Евы до предела. Мы обсуждали с ней философские проблемы, решали математические задачи, разгадывали идиотские кроссворды, которые я отыскивал в журналах, и играли в различные интеллектуальные игры.

Каждый вечер мы совершали полуторачасовую прогулку по купающейся в зелени улице Шиллергартен (на западе она упирается в улицу, на которой жили мы) и во время прогулки болтали о всякой всячине. Планировали, как обставим детскую комнату, обсуждали перспективы пипологических исследований, говорили об упадке гуманитарных наук, о развале западной демократии и так далее и тому подобное.

Ева — типичная немка. Она была буквально напичкана сокровищами континентальной культуры, а я, увы, этим похвастаться не мог. Я всячески старался наверстать упущенное, много читал, но все равно выглядел на фоне других европейцев умственно отсталым. Когда я был ребенком, никто из моих учителей не потрудился дать мне классическое образование, поэтому европейские языки и европейская философия остались за пределами моего кругозора. Сколько я ни пытался самостоятельно изучать европейских мыслителей, по сути своей их учения были мне чуждыми. Таким образом, Ева стала для меня не только возлюбленной и матерью моего будущего ребенка, но еще и моим учебником. Например, она объяснила мне, что мои идеи в той или иной форме уже высказывались ранее другими мыслителями.

В начале своей научной карьеры я придавал пипологическим исследованиям очень важное значение. Я считал, что пипология — это что-то вроде учителя для заблудших и путеводителя для растерянных. Однако благодаря Еве я узнал, что пипологические идеи восходят к мудрости, зародившейся еще на заре человечества. Я стал искать вуайеристские идеи у мыслителей прошлого и обнаружил, что идея кабинки для подсматривания очень близка по своей сути к идее категорий, которая лежит в основе «Критики чистого разума», а пипологическое переживание ничем, по сути, не отличается от катарсиса, играющего столь важную роль в древнегреческой философии. Одним словом, я зарылся в древние, рассыпающиеся от старости книги. А пока я открывал для себя сокровища мыслителей древности, живот Евы становился все больше и больше.

В те счастливые времена, когда зачатый мной зародыш в утробе Евы подрастал и превращался в человека, я вдруг стал смотреть на многие вещи совершенно иначе. Еще до рождения малыша со мной начали происходить любопытные метаморфозы. Например, я заметил, что тоскую по своему будущему чаду. Резко изменилось и мое отношение к женщинам. Раньше я видел в них всего лишь, так сказать, органическую подстилку и сосуд для впрыскивания клейкой жидкости, но как будущий отец стал воспринимать их абсолютно по-другому. Практически каждый день я открывал для себя что-нибудь новое и наконец осознал, что во мне просыпаются родительские чувства.

Одно время я считал, что к вопросам материнства и отцовства пипологическая теория неприложима. Но оказалось, что я глубоко заблуждался.

Ева толстела все больше и больше и начала почитывать всякую низкопробную макулатуру для рожениц, типа той, что сочиняют желающие прославиться педиатры и повитухи-пенсионерки. А начитавшись, потребовала от меня, чтобы я присутствовал при родах и записался на подготовительные курсы для будущих родителей. Присутствовать на родах я ей, правда, не пообещал, а вот пойти на курсы согласился. И, должен сказать, совсем об этом не пожалел. С пипологической точки зрения это оказалось очень даже интересно.

На первом занятии я чувствовал себя не в своей тарелке. В комнате, стены которой были выкрашены в желтый цвет, сидело не менее дюжины будущих рожениц с огромными животами. Инструктаж проводила медсестра. Вообще-то предполагалось, что на курсах будут обучаться супружеские пары, но кроме меня в классе было всего двое мужчин. Желторотые мужья, из сострадания к своим женам решившие разделить с ними родовые муки. Неудивительно, что мы — три кокетливых самца, вообразивших себя женщинами, — сразу стали союзниками.