Par Avion - Иселин К. Херманн Страница 21

Столько писем от тебя, а вчера пришло последнее, на втором — непонятном — из твоих языков, которое я, однако же, прекрасно понял. И ответом на все письма было молчание, которое я теперь решаюсь нарушить. Если б я только мог уберечь тебя от мук, если б только мог сделать тебя счастливой… Ничего на свете не желал бы я больше этого.

Я знаю, мы оба страдали. Возможно, ты не подозреваешь об этом. Возможно, тебе кажется, что страдающей стороной была одна ты. Когда-нибудь, любезная Дельфина, ты поймешь, что страдал и я.

Но еще я знаю, что 19 месяцев нашего знакомства мы оба были счастливы. Сам я никогда не надеялся, что на мою долю выпадет подобное счастье, а теперь чувствую, что мы с тобой были слиты воедино. Я испытывал счастье, потому что ты так упорно писала мне и верила в меня. Бывали мгновения, когда я тоже верил в реальность и возможность любви, в то, что ты могла бы полюбить меня настоящего.

Я люблю тебя, Дельфина, и благодаря тебе научился любить собственную жизнь. Я лишь оттягивал этот миг, а теперь говорю: «Приезжай, Дельфина. Приезжай ко мне в Фанжо. Приезжай, любимая, чтобы покончить с неизбежным».

Я попросил нашего почтмейстера, месье Гамена, оформить для тебя почтовый перевод. Это деньги на билет. Извести меня о своем приезде, чтобы я мог подготовиться.

Спасибо за всю твою любовь… твой…

* * *

11 июля.

Любовь моя,

моя тоска и мое тело,

мое стремление и страсть,

мой тайный господин и повелитель…

Спасибо тебе за письмо, исполнившее меня восторгом и удивлением. Я понимаю — и не понимаю. Я выяснила в авиакомпании насчет билетов, в том числе на внутренние рейсы: мне сказали, что можно вылететь 15-го или 18-го (ой, как еще долго ждать!). Какой из этих дней тебе удобнее? Я добралась бы до Фанжо около пяти пополудни. И где мы с тобой встретимся? Пребывающая в несказанной радости,

твоя (и скоро уже не понарошку)

Дельфина.

* * *

ДЕЛЬФИНА ТЧК

ПОНЕДЕЛЬНИК ВОСЕМНАДЦАТОГО ТЧК

СПРОСИШЬ ДОРОГУ НА ПОЧТАМТЕ ФАНЖО ТЧК

Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ТЧК

После смерти Пьера Гамена на его столе за почтовой стойкой был обнаружен большой ящик, в котором содержалась данная переписка, аккуратно разложенная в хронологическом порядке. Часть этих писем, которая сохранилась в виде фотокопий, была якобы написана мной, тогда как вторая их половина (адресованная мне) принадлежала перу датчанки по имени Дельфина Хау.

К каждому ее письму прикреплялся соответствующий конверт. На ящике каллиграфическим почерком почтмейстера было выведено: «Для Дельфины по ее приезде».

В понедельник, 18 июля 1977 года, Пьер Гамен перед открытием почты застрелился из пистолета.

Пьера Гамена нашли лежащим на кровати в комнате, которую он занимал 13 лет, с тех самых пор, как стал почтмейстером в Фанжо. Он был одет в костюм, к лацкану которого пришпилил конверт с моим адресом. На обороте конверта стояла надпись: «Целую почтальона, который доставит это письмо адресату». На тумбочке рядом с кроватью лежали еще два конверта: один — открытый — предназначался тому, кто обнаружит почтмейстера, другой — запечатанный — содержал письмо к Дельфине Хау.

Нашел месье Гамена его помощник, когда в девять утра явился на работу. Помощник почтмейстера относился к тем немногим из местных жителей, кто регулярно навещал Пьера Гамена частным образом, и не раз, сидя в кафе, разглагольствовал о множестве имевшихся у того книг с обнаженной женской натурой. «Порнография», — шепотом докладывал он за рюмкой рикара или другого анисового аперитива. «Растленный калека и извращенец…»— продолжал он (что требовалось запить лишним стаканчиком пастиса). Впрочем, образ, который пытался создать у слушателей помощник почтмейстера, плохо сочетался с утонченным и сдержанным Пьером Гаменом. Так что помощника просто подняли на смех, когда он тайком притащил в кабак одну из одиозных книг. Это был том серии «Золотой век живописи» издательства «Скира».

Короче говоря, в крохотной комнатке Пьера Гамена, вся обстановка которой, помимо полок с книгами, состояла из кровати, стола и стула, оказалось обширнейшее собрание литературы по искусству и чуть меньшее собрание пластинок, которые он заводил на переносном проигрывателе.

Тут же призвали полицию, а «скорая помощь» и не понадобилась: полицейский комиссар констатировал мгновенную смерть, последовавшую несколько часов тому назад.

Поскольку мое имя совершенно очевидно играло во всей этой истории главенствующую роль, меня вызвали на почтамт для допроса. Тут я должен признаться (в полном соответствии с правдой), что понятия не имел об этой переписке, тем более что, как выяснилось при беглом осмотре ящика, она была связана с любовной историей, о которой я, положа руку на сердце, ничего не знал, хотя письма вроде бы сочинялись мною или предназначались для меня. «Мои» письма были написаны почерком, хорошо мне знакомым по таможенным декларациям, которые нередко заполнял вместо меня Пьер Гамен, — каллиграфическим и не очень крупным.

Пьер Гамен был старшим сыном предприимчивого фермера из окрестностей Фанжо и еще в детстве оказался в результате несчастного случая парализован ниже пояса. В школе Пьер слыл прекрасным учеником и всеобщим любимцем; этот тихий, спокойный мальчик был невероятно красив и, если бы не инвалидная коляска, разбил бы много девичьих сердец. В 18 лет он поступил работать в почтовое ведомство, а уже в 25 его назначили заведовать почтамтом у нас в Фанжо. Месье Гамен был человеком доброжелательным и очень аккуратным. Подобно большинству жителей города, я не был с ним накоротке, а потому несколько удивился, когда он однажды в воскресенье постучался к нам в дверь с вопросом, нельзя ли ему купить какую-нибудь мою акварель или карандашный рисунок. Он втащил себя на костылях в дом, и я предоставил ему выбор из тех акварелей, которые нравились мне самому. Я даже хотел было подарить ему картинку, но, к счастью, вовремя одумался: лучше не унижать его и позволить заплатить пристойную сумму. Акварель еще не была подписана, а когда я собрался это сделать, месье Гамен попросил меня, если возможно, поставить в правом нижнем углу одни инициалы — Ж.-Л. Ф. — и помельче. Разумеется, это меня озадачило, поскольку я считал его просьбу странным вмешательством в мою творческую манеру. Однако я относился к почтмейстеру с симпатией и, честно сказать, был удивлен, что он готов выложить за мою акварель немалые деньги, а потому уступил ему и не стал своей куриной лапой (особенно по сравнению с рукой Гамена) подписываться полностью и великанскими буквами.

Быстро установив, что в данном случае об уголовном преступлении речи не идет и что почтмейстер действительно совершил самоубийство, полиция спокойно ожидала прибытия женщины, с которой переписывался Пьер Гамен. Как явствовало из незапечатанного письма, Дельфина Хау должна была приехать в Фанжо в тот же день.