Боб – необычный кот - Джеймс Боуэн Страница 21

Я привык позировать для туристов и уже знал, как нам с Бобом лучше встать для самой удачной фотки. Я сажал его на правое плечо, и мы щека к щеке смотрели вдвоем в объектив. Так мы и встали.

– О, чудненько, мы вам так благодарны! – сказала леди. – Дочка будет так рада! А можно, мы заодно приобретем ваш журнал?

– Нет, извините, нельзя. – Я показал на Джеффа, который стоял в нескольких метрах от нас. – В этом месте «Big Issue» можно купить только у того продавца. Это правило.

– Ну, как-нибудь в другой раз, – сказал джентльмен.

Они уже развернулись, уходя, но тут дама обернулась и вручила мне банкноту в пять фунтов.

– Побалуйте-ка себя и кота, – улыбнулась она.

– Вот те на! – закричал Джефф, когда пара скрылась из виду. Он вскочил на ноги и был просто в ярости. – Ты чего это делаешь? Деньги берешь? Говоришь, чтобы у меня не брали журнал, да? Это моя точка!

Я понимаю, что со стороны это так и выглядело.

– Нет, все не так, ты ошибаешься, – попытался объяснить я.

Но было уже поздно.

– Убирайся отсюда! Ты и твой вонючий кошак! – орал он. – Ты врешь! Ты вор, вот ты кто!

Эта история быстренько стала известна другим продавцам. Вскоре за моей спиной стали шушукаться – я понимал, что это был заговор.

Началось с замечаний типа:

– Ну что, снова дрейфуем?

– Чью зарплату сегодня воруете?

Я пытался объясниться, но это было как об стену горох.

Меня это жутко расстраивало. Ведь я так старался стать своим в этой команде на Ковент-Гарден. Снова и снова я объяснял, что и как было, но ситуация не менялась. В одно ухо влетало, в другое вылетало, все бесполезно.

– Ты временно отстранен от работы, Джеймс, пока не выясним все в главном офисе, – терпеливо разъяснила Сэм. – Нельзя дрейфовать, Джеймс. Это против правил.

Вот оно. Теперь я в черном списке.

Вечером мы с Бобом поужинали и рано легли спать. Боб свернулся у меня в ногах. Я закутался в покрывало, в отчаянии пытаясь придумать, что делать.

Приду в главный офис – и что дальше? Мне запретят работать вообще? Играть я теперь не играю, журнал продавать будет нельзя. Как жить-то? Нет, эту работу терять нельзя.

Я откровенно запаниковал, но решил все же поработать пока с другим координатором где-нибудь в другой части Лондона. Конечно же это риск, ведь официально мне работать было нельзя. Однако мне показалось, что это того стоило.

Я попытал удачу на Оксфорд-стрит, когда-то у меня была там пара знакомых. Я показал координатору бейджик и купил двадцать журналов. Парень за стойкой был так замотан, что едва ли обратил на меня внимание. Чтобы не мелькать у него перед глазами, я быстренько занял такое место, где никого вроде не было, и начал работать.

В тот день все вышло довольно прилично – я продал немало журналов. На следующий день мне повезло тоже. Я все время менял места, как параноик, в ужасе оттого, что могу потерять место работы.

И мне было жутко стыдно перед котом. Он нервничал и потерял всякое представление об упорядоченной жизни. Ему нравилась стабильность, а что, как не хаос, я внес в его жизнь? Но, с другой стороны, а что же мне еще было делать?

– Ну и за что нам с тобой такое? – спросил я как-то у Боба, когда мы садились в автобус вечером. – Мы ж ничего плохого не сделали. Ну почему нам так не везет?

Я сидел под потрепанным старым зонтом на улице где-то неподалеку от станции «Виктория». Был вечер субботы.

Дождь бил по зонтику уже часа четыре, не меньше, и никто даже не притормозил около нас, не то чтобы покупать журнал. Винить проходивших было не за что. Им просто хотелось убежать от потопа.

Продажи «на бегу», в общем-то, шли не очень хорошо. Мы с Бобом все время меняли свое место – стояли на углах в районе «Оксфорд-стрит», «Паддингтона», «Кингс Кросс», «Истон» и других станций.

– Я уже в третий раз прошу вас уйти отсюда, – сказал полицейский. – Я делаю вам официальное предупреждение. В следующий раз арестую.

Я пытался не засвечиваться в популярных местах и выбирал окраины, всякие мелкие улочки. И в результате понял, что там ничего не продашь. Даже с таким мощным промоутером, как мой Боб.

Стало смеркаться, и дождь забарабанил сильнее.

– Давай, дружище, еще куда-нибудь сходим, – говорил я Бобу, упаковывая пожитки, – надо же продать все эти номера. Они устареют уже к утру понедельника.

До сих пор Боб вел себя сущим паинькой. Он никогда не возражал против перемещений, даже в самые туманные и темные дни. Он мирился с тем, что нас обдают водой проносящиеся мимо машины и что на нас летят брызги от пешеходов, хотя он терпеть не мог холодного душа. Но на этот раз, когда я попытался остановиться и устроиться на углу, он, как пес, натянул поводок и наотрез отказался.

– Ладно, Боб, намек понял, – сказал я, – пойдем дальше.

На следующем выбранном мною месте все повторилось. И в следующий раз повторилось снова – Боб тянул меня дальше. Чаша его терпения переполнилась. Все.

– Ты хочешь домой, да? – спросил я.

Он склонил в мою сторону голову и, будь человеком, несомненно бы поднял бровь. Остановился. И как бы сказал:

– Хватит. Довольно. Хочу на ручки.

В этот момент я принял решение. Боб ведь всегда был рядом, хотя в последнее время дела наши шли не очень и даже в миске его любимые лакомства бывали через раз. Теперь мне настала пора отплатить ему за терпение. Я намеревался решить проблему с нашим отстранением официально.

Для этого придется пойти в главный офис и дать отпор всем обвинениям, которые могут быть мне предъявлены. Ради Боба и ради себя. Дальше так жить было невозможно.

В понедельник утром я хорошенько умылся, надел приличную рубашку и отправился в Воксхолл. Вместе с Бобом.

Минут через двадцать молодой парень и женщина чуть постарше проводили нас в ничем не примечательный кабинет.

– Закройте дверь, – сказала женщина. Я затаил дыхание, готовясь к худшему.

Они устроили мне форменную головомойку.

– Мы получаем на вас жалобы, – повторяли они. – Вы попрошайничаете и продаете журналы в неположенных местах.

– Знаете, мне тоже непросто, – попытался я объяснить. – Мы же команда, я не могу без кота. А люди нас останавливают, хотят погладить его, поговорить, дают мне деньги или желают купить журнал. И отказать в данном случае – нехорошо. Так я думаю.

Они выслушали довольно сочувственно, даже кивали иногда.