Полезное с прекрасным - Андреа Грилль Страница 21

— Сударыня! — Финценс шутливо кланяется. — Не смеем дольше вас задерживать. — Подойдя к Фиату сзади, он носком ботинка тюкает того по пяткам. По одной, по другой.

— Ладно. Ну, всего доброго. — Подхватив свои сумки, она легким шагом уходит прочь. Но, почти скрывшись за углом пятиэтажного дома, еще раз оглядывается и даже ухитряется помахать, плавно вскинув руку, — кажется, просто качнулась на ветру ветка дерева, и взмах обернулся приветливым жестом лишь потому, что в эту минуту два человека шли мимо…

— Вау! — Фиат полон эмоций.

— Нашел время пялиться на женщин. Спятил ты, что ли? А вдруг она бы догадалась? Поди знай, может она из этих чокнутых защитников природы, а? От них же теперь проходу не стало, цыпленка не зажаришь на гриле — мигом примчатся со всякими удостоверениями, шум поднимут, и пиши пропало, не отвяжешься. Повиснут на твоей руке, мол, цыпленок тоже хочет жить, пусть он дотянет до своего естественного конца и улетит на свои куриные небеса.

— Не знаю, кто из нас спятил, — обрывает его Фиат. — Всего-то пару слов сказал, из вежливости. Скажи на милость, имею я право, в конце концов, на нормальные человеческие отношения с себе подобными?

— Мы уголовники, отныне мы уголовники. Уголовники не имеют нормальных человеческих прав.

— Что за околесицу ты несешь? У тебя нервы сдают.

Всю дорогу они ссорятся и спорят, заводясь все больше. Каждые четверть часа сумка переходит от одного к другому. Зверек почти не шебуршится, он так долго бросался на стены своей тряпичной тюрьмы, что вконец уморился. Фиат изредка прижимает ладонь к сумке, проверяя, жив ли еще мусанг. Ощутив тепло и дрожь его тельца, отнимает руку. Когда они наконец открывают дверь квартиры, на часах половина шестого, уже светло. Сумка переходила от одного к другому семь раз.

Произрастает в малоисследованной области Южной Танзании и Мозамбика, в сухих прибрежных лесах. На Мадагаскаре, предположительно, культивируют этот же вид.

Темно-малиновые листья кружат над кроватью. Ему снится осень. И прохлада. Когда он уже почти просыпается, листья превращаются в красных рыбок. Плавно, как при замедленной съемке, они опускаются на одеяло. А кровать укоротилась, или ноги на полметра длинней, чем были. Он спал под водой, как рыба. Проснулся весь в поту.

Шлепая босиком в ванную, Фиат открывает дверь, за которой они несколько часов назад опорожнили свою дорожную сумку. Живое уворованное добро Финценс вывалил на пол, точно это куча тряпья. Они определили зверька в спальню Финценса, откуда вытащили все вещи, оставив только лампу под потолком. Финценс будет спать в гостиной. Сегодня он даже не прилег, сразу пошел в собор. «Мне необходимо алиби, — сказал он, — собор — самое надежное алиби».

Когда Фиат приближается, зверек сердито шипит. Глаза у него блестят, испуганные, но и коварные. В зоопарке он был куда миролюбивее, утром полеживал себе в уголке, отдыхал после активной деятельности ночью.

* * *

Бледный и унылый после бессонной ночи, Фиат отправляется в зоопарк, опаздывая на четыре часа, потому что начало его рабочего дня вообще-то в девять, а теперь уже час дня. Он заходит к директрисе, извиняется за опоздание, ссылаясь на то, что страдает хронической болезнью желудка: вчера, как назло его опять прихватило, почему — совершенно непонятно, но он выбыл из строя. До сих пор он не упоминал об этой проблеме, потому что не хотел, чтобы с ним обходились как с больным.

Директриса сегодня держится отчужденно, не то что обычно. Так, во всяком случае, кажется Фиату, и его это устраивает. Есть отчужденность — значит, врать проще.

Опоздание, похоже, ее не интересует. Она говорит, дескать, сочувствует, понимает, и сама при этом делает страдальческую мину. Главное, он должен следить за своим здоровьем, добавляет директриса, откидываясь при этом на спинку кресла. Дистанция между ними становится еще больше.

Он-то думал, подымется шум, весь город будет говорить об исчезновении пятнистого мусанга, по радио сообщат, по телевидению. Мысленно он уже видел заголовок на первой полосе местной газеты: «Похищен представитель редкого, вымирающего вида животных!» Во всяком случае, Фиат ожидал, что директриса будет его упрекать или хоть спросит о чем-то. В конце концов, он в зоопарке единственный новый служитель, и как раз после его появления пропало животное, да не какое-нибудь — звезда первой величины! Ничего подобного не произошло. И вообще ничего, ровным счетом ничего. А СМИ? Хоть бы одно упоминание о происшествии в зоопарке, так нет же — ни в газетах, ни в передачах новостей — ни слова.

Директриса отпускает его домой, дав совет хорошенько заняться здоровьем и снова приходить только тогда, когда он вновь будет чувствовать себя в форме. И пусть не усердствует на работе, говорит она, а то не оберешься неприятных последствий, которые на всю жизнь могут привязаться. Она смотрит чуть ли не весело, чуть ли не радуется тому, что избавилась от него. Может, боится заразы? Думает, у него не с желудком проблемы, а что-нибудь похуже? Эта женщина с самого начала показалась ему странной, причем вначале она как-то подозрительно симпатизировала ему, а теперь опять же подозрительно во всем идет ему навстречу. Или они еще не обнаружили пропажи редкого животного? Нет, исключено, — рано утром зверей кормят, их всегда кормят ни свет ни заря, и пересчитывают, и проверяют, все ли живы-здоровы. В этом смысле служители — народ аккуратный, до педантизма. Фиат решил обойтись без расспросов, да и о чем бы он мог спросить? Любой вопрос только навлек бы на него подозрения, потом, когда пропажу все-таки заметят.

* * *

Животное в доме — это катастрофа. Мусанг почти не пьет, но лужи оставляет, можно сказать, не переставая. Фиат купил кошачий лоток. «Кошки всегда находят укромный уголок, где делают свои делишки, — вот так он еще несколько дней тому назад бахвалился непонятно где почерпнутыми познаниями. — Все дикие звери ведут себя так же. Они, конечно, метят свою территорию, но это другое дело, к тому же их мусанг — самка, а самки своей территории не имеют. Как только заметим, в каком углу она чаще всего оставляет лужу, поставим туда лоток». Такой вот возник у Фиата план.

Прошло три дня и три ночи. Мелкий, наполненный песком ящичек остался чуть ли не единственным сухим пятачком в комнате. И обнаружилось, что у мусанга под хвостом есть два шарика, вроде яичек, от которых распространяется сладковатый запах, и распространяется он по всей квартире. Сладковатый, но противный.

— То самое вещество, которое используют в парфюмерной промышленности, — Финценс ухмыляется. — Мускус.

— Если это мускус, значит, я терпеть не могу запах мускуса, — отвечает Фиат. — Кстати говоря, я ошибся. Это самец. И он метит свой участок. Жаль, я вовремя не сообразил. А ведь Майя все время говорила: он, ему…

— До разведения мусангов у нас пока что дело не дошло, следовательно, пол особи не играет роли. — Финценс по-прежнему полон оптимизма. А вот Фиат его оптимизма не разделяет. И на беду опять настала треклятая жара. С тех пор как снег растаял, столбик термометра лезет и лезет вверх. В полдень он добирается до +31, ночью не опускается ниже +28.