Неунывающие вдовушки - Ингрид Нолль Страница 21

В кафе на одной из площадей я заказала маленькую порцию мороженого-ассорти без сливок: после трех кусков пирога фрау Коппенфельд есть не хотелось. Людно, сотни туристов и горожан смакуют вечернее пиво. В таких местах полно и карманников, уж я-то в этом разбираюсь. И всегда находятся легкомысленные дамы, которые сдуру вешают сумочку на спинку стула. А потом вопят: ах! сумочку украли! Сами виноваты. Я вот сейчас могла бы с легкостью увести как минимум две сумочки и спокойно удалиться. У меня глаз-алмаз, я вмиг замечу, что очередная курица повесила сумочку куда не следует.

А! Муж Катрин! Совсем рядом! Сердце заколотилось. Только спокойно, без резких движений. Достаем темные очки и прячемся за ними. Вот так!

Эрик был не один. Сначала я не поверила глазам, но нет, так и есть: рядом с ним сидели маленькая тайка и ее отвратный муж. Те, что приходили на консультацию к Катрин. По левую руку Эрика восседала плохо выкрашенная блондинка. Не хватало только сутенера из Гросс-Герау. К счастью, хоть он оказался ложным.

Узнает ли меня Эрик? Мы тогда на секунду столкнулись на лестнице. Но после ограбления его квартиры он вполне мог связать мое появление с пропажей картин. Интересно, как скоро он заметил, что картин на стенах нет? А может, он зашел всего лишь за какой-нибудь бумагой, забытой в прихожей, и пропажи хватился только вечером? Маловероятно, конечно. Пойду-ка я отсюда побыстрее. Я позвала официантку, чтобы расплатиться, и в этот момент Эрик на меня посмотрел.

По дороге к станции метро я со страхом оглядывалась. Потом долго путала следы. Наконец окольными путями добралась домой. Господи, как мне страшно!

Ночь. Лежу без сна. Мучают угрызения совести, что со мной бывает крайне редко. Упреки Энди не прошли даром. Кора на моем месте рассмеялась бы в лицо всякому, кто вздумал бы ее упрекать. А меня, оказывается, задело больше, чем я думала.

Подруги часто меня подводят, на них нельзя ни рассчитывать, ни положиться в трудную минуту. И мне от этого больно и грустно. Но выходит, однако, что и я страдаю тем же пороком. Сына бросила, когда заберу – никто не знает. Из друзей тяну деньги, даже не заботясь о том, как и когда буду отдавать долги. Энди! Йонас! Феликс!

А ведь каждый из этих мужчин не живет в роскоши, деньги им приходится зарабатывать своим трудом, каждому по-своему. А я! Я – бессовестная лентяйка, сорю с легким сердцем чужими деньгами. Какая же я тварь! И я в очередной раз заплакала. Хорошо бы исправиться, стать честнее, благороднее! В этот момент я ясно услышала голос моей покойной маменьки: «Деточка! Благими намерениями вымощена дорога в ад!»

От матери я, наверное, унаследовала ее депрессивность. А от отца – безответственность. Отец еще и пил запоем, променял всю свою жизнь на бутылку. И чего еще от меня ждать с таким наследством? Что из меня может получиться хорошего?

Какие-то звуки! Как будто кто-то крадется по лестнице. Где-то в такой поздний час хлопает дверца машины. Страшно! Ужас! Я лежала, скованная страхом, и нервно прислушивалась. От страха я даже забыла о чувстве вины. Мне мерещилось, что маленькая тайка узнала меня сегодня в кафе и доложила Эрику, что я была тогда на курсах вместе с Катрин. А он тут же сообразит, что встречал меня раньше, а именно в тот самый день, когда исчезли его картины. И пазл сойдется!

А если Матисс подлинный и объявлен в розыск, то Эрик пойдет не в полицию, а совсем в другое место. И всю франкфуртскую братву на уши поднимет, чтобы ему вернули его собственность. Главная подозреваемая, конечно, Катрин, а не я. Но я-то засветилась вместе с ней, я теперь ее сообщница. Надеюсь, здесь, в Вест-энде, нас еще не выследили. А если и так, я без боя не сдамся!

Катрин смылась, я тоже могу скрыться, но картины в опасности! Их нужно спрятать так, чтобы Эрик в жизни не нашел. Камеры хранения на вокзале? Нет, не годится. В каждом втором детективе так делают, и тут же у них из кармана или из сумочки те, кому надо, вылавливают ключ от этой камеры хранения.

Перевезти картины в Италию? Но тогда придется кланяться Коре. Ой, неохота! Но кого вообще я знаю в этом мире, кроме Коры и Катрин? Еще в школе в Гейдельберге я была в классе совершенной одиночкой, пока не появилась Кора. И с тех пор мы не расставались.

Йонас был мне верным, надежным другом. Но его я ни в какие махинации втягивать не стану. И потом, у него сейчас наш сын!

Дармштадтская коммуналка отпадает: Эрик знает адрес, там картины не спрячешь.

Кабы у меня были родственники, но их нет, сирота я, сирота! А может, родители Коры? Они всегда любили меня как родную, всегда зовут в гости, к Бэле относятся как к внуку. Но боюсь, я их расстроила: хотя я жила в доме их дочери, им я давно не звонила, не объявлялась. Кора не велела. Мне было неудобно теперь просить их о помощи, но я все же позвонила и сделала вид, будто сейчас в Италии.

Бегло ответив на вопросы о Коре, я перешла к делу: у меня к ним немного необычная просьба. Не могла бы я прислать им на хранение три картины?

Работы Коры? – с надеждой спросил отец.

Нет, это наследство от отца, соврала я, так, ничего интересного. Можно попросить просто поставить их в сухое место? Я заберу их, как только снова буду в Германии. И обязательно заеду к ним с сыном. И они удивятся, как он вырос!

Присылай сколько хочешь, места хватит, согласился отец Коры.

Я тут же вызвала курьера. Завернула картины в старые газеты, потом в наволочки с кельтскими узорами (у этнографов в доме чего только не найдешь!) и два часа спустя вручила их посыльному в рыжей униформе. В качестве отправителя я выдумала художественную галерею в Бремене.

Довольно элегантно разделавшись с одной проблемой, я позвонила мужу. Пока есть вдохновение и силы! Йонас был в поле вместе с нашим сыном, а свекровь на этот раз говорила со мной необыкновенно приветливо и не сыпала упреками. Диво дивное!

Бэла в полном порядке, сообщили мне, наел румяные толстые щеки, каждый день с аппетитом уплетает к обеду ломоть черного хлеба с куском колбасы, кровяной или ливерной. Макарон не просит, ест все подряд. В сенном сарае живут котята, ребенок возится с ними всякий день и совершенно счастлив. За него можно не волноваться. И стоит подумать, не было бы лучше для ребенка, если бы…

При этих словах я громко всхлипнула, и мать Йонаса, добрая душа, меня пожалела:

– Ну ладно, это я так сказала, к слову пришлось. Ты извини, у меня сливовое варенье на плите… Пока. – И она положила трубку.

Чем бы отвлечься? Чем бы голову занять полезным? А, вот, итальянский! Подготовлюсь к этому уроку блестяще. Может, пойти на какие-нибудь другие курсы итальянского? Тогда с утра пораньше я буду ученицей, а после обеда обернусь педагогом и явлюсь к своим студентам с безупречными свежайшими знаниями.

Не рассказывать ли немного и о стране в дополнение к языку? Немного страноведения не помешает. Я еще кое-что помню из своих экскурсий, правда, по-немецки. И почему, собственно говоря, только Флоренция? Зачем ограничиваться только одним городом? Пусть будет вся Италия! Итак: «L’Italia е una penisola che ha la forma di uno stivale…» [20]– так я хотела начать.