А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева Страница 21

Ваша шуршащая Аделина

Р. S. А что вы собираетесь делать сегодня вечером?

27 марта 2013

От кого: Жози Валлардье

Кому: Пьер-Мари

Пьер-Мари!

Это Жози. Вчера вечером Макса опять положили в больницу. У него были жуткие боли, он совсем перестал спать, вот я его и отвезла. Оставили на обследование. Надеюсь, найдут, что там у него не так. А меня он пока попросил проверять его почту, чем я сейчас и занимаюсь.

На самом деле я и сама собиралась тебе написать, мне надо кое о чем тебе рассказать, но с Максом и его операцией стало не до того.

Помнишь Лисбет, мою подругу? Вы с ней познакомились в Бандоле, мы там вместе отдыхали? Это было давно, но, по-моему, вы с ней друг другу понравились. Во всяком случае, ты ей точно — после Бандоля она прочла все твои книги. Так вот, у нее (она тебе, наверное, говорила, что она ярая общественница) возник план поставить силами своей ассоциации спектакль, и, представь себе, она задумала сделать пьесу из твоего «Возвращения зверя». Это самый короткий из твоих романов, кроме того, там все действие происходит в закрытом помещении, поэтому она решила, что должно получиться просто отлично. Она начала адаптировать текст (раньше она работала в школе учительницей французского и обожает тексты) и уже несколько недель донимает меня, чтобы я у тебя спросила, не возражаешь ли ты. Конечно, это будет любительская постановка, но она хочет, чтобы все было на уровне. Ты не против, если я дам ей твой имейл? Она тебе напишет, и вы сможете обсудить все напрямую. Еще я подумала, что, если этот план осуществится, у тебя будет прекрасный предлог приехать к нам в гости.

Пока я тебя не приглашаю.

У нас последние несколько месяцев все не очень-то ладится. Ты сам догадался, что Макс в ужасном настроении. Еще бы, он привык каждый день проезжать по тридцать километров на велосипеде, а по воскресеньям играть с Ришаром и Лулу в этот чертов гольф. Врачи говорят, к лету он должен подняться на ноги. Я очень на это надеюсь. Вообразить себе, что Макс будет спокойно сидеть на веранде в инвалидном кресле и читать книжки, попросту невозможно! Сегодня утром отнесла ему свежий номер «Экип» — это еще прокатывает, но в остальном… Его не переделать.

До чего странно, что Ева разводится. Когда я узнала, что она выходит замуж, вдруг почувствовала себя старухой, а теперь еще это… Да, наши дети давно уже не дети, я все никак к этому не привыкну. Я ведь ее помню девочкой с косичками и в носочках!

У нашей все по-прежнему: путешествует, работает, но никакого будущего зятя на горизонте.

Жду твоего ответа насчет Лисбет.

Обнимаю крепко.

27 марта 2013

От кого: Пьер-Мари

Кому: Аделина

Дорогой шуршунчик!

Вы хотите, чтобы я забрался на театральные подмостки? Сразу видно, что вы плохо меня знаете. Артист должен на 90 процентов состоять из тела и только на 10 — из головы, это каждому известно, а в моем случае пропорция обратная. Я и свою собственную роль сыграть не могу. Каждое публичное вручение очередной премии превращается для меня в пытку. В такие минуты я мечтаю стать меньше ростом, хотя бы сантиметров на пятнадцать, чтобы не чувствовать себя таким неуклюжим. Напрасные упования. Чем больше комплиментов я слышу в свой адрес, тем больше мне хочется исчезнуть. На церемонии вручения Гонкура Вера шепнула мне на ухо со своим прелестным акцентом, способным растворить любую пошлость: «У тебя такой вид, как будто тебе в ж… палку от метлы засунули».

Ладно, как прошел ваш вечер? Про пьесу не спрашиваю. Судя по названию, от нее трудно ждать чего-то хорошего. Месяц назад мне тоже пришлось подвергнуться добровольной муке в соседнем театре. Пьеса называлась «Ну и сюрприз!». Сюрпризов там действительно хватало, можете мне поверить. Сидя в зале, я испытывал то же чувство, какое охватывает меня, когда я ем вегетарианскую пищу. Зачем вы со мной так, думаю я при этом. Что плохого я вам сделал? За что мне это наказание?

Так что меня интересует только, как прошел вечер (видите, как я вам подмигиваю?). Я не требую от вас красочных деталей; этого я себе позволить не могу (хотя как сказать), но доверяю вам настолько, что уверен: я обо всем догадаюсь с полунамека. Впрочем, разве хорошая литература не строится на иносказаниях? Конечно, строится! О, прошу прощения. Сейчас вы меня опять отругаете. И правильно: мы говорим не о литературе, а о подлинной жизни Аделины Пармелан. ЖИВОЙ АДЕЛИНЫ.

Если честно, единственное, что для меня имеет значение, — это чтобы вы сегодня утром не грустили. Вы спрашивали, чем я собирался занять вчерашний вечер. Ну вот. Я сидел на диване и читал исландский детектив. Засиделся далеко за полночь. Но через каждые пятьдесят страниц возвращался мыслями к вам. Как там у вас с вашим банкиром? В каком состоянии я найду свою Аделину завтра утром?

Странное дело. Я вас ни разу не видел, но волновался за вас, как когда-то волновался за своих детей, если у них что-то не ладилось, — даже спать не мог. Хотя почему «когда-то»? Они сейчас взрослые, но разве что-нибудь изменилось? Муж Евы мне не нравился (он умный сутяга и еще устроит ей веселую жизнь, когда будет решаться вопрос, с кем останутся дети), так вот, он мне не нравился, и я рад, что они разводятся, но при виде своей заплаканной несчастной дочери у меня сердце разрывалось. Когда я ее обнимал, ей было не 30 лет, а восемь.

В любом случае успокойте меня и расскажите, что там было, пока я на почве неудовлетворенного любопытства не начал изобретать всевозможные сценарии — от самого радужного до самого ужасного, — рискуя заслужить очередной упрек в том, что превращаю вас в персонаж романа.

Ну ничего себе! «Аделина Пармелан. Консультант». Я только ахнул. А уж когда прочитал продолжение, то и вовсе руками всплеснул. Почему? Потому что в своем предыдущем письме, интересуясь, чем вы занимаетесь, я сначала написал: «Что же у вас за кабинет? Может, вы специалист по хиромантии?» Как видите, я был недалек от истины!

Скажу вам со всей прямотой: слова, которые вы употребляете, — «восприятие тонких материй», «тайное знание», «колдовство», «чутье» — говорят мне о многом. Не потому, что я сам обладаю какими-то сверхъестественными способностями, — я ими не обладаю. Мое ремесло состоит в том, чтобы придумывать истории, но в реальной жизни я, ЖИВОЙ Пьер-Мари Сотто, скорее материалист. Никаких флюидов из атмосферы я не улавливаю. У меня крупные руки с широкими ладонями, но даже если я буду десять часов кряду прикладывать их к больному месту, боль никуда не денется. Я охотно отдал бы все свои литературные премии за дар облегчать чужие страдания, но я его лишен. Может, я и способен исцелять страждущих, но совсем чуть-чуть — при помощи слов, при помощи своего голоса. Поговори со мной.