Музыка тишины - Андреа Бочелли Страница 21

Периодически к нему захаживали друзья. Чаще всего – Эудженио, которому невероятно нравилось тренироваться на полупустых деревенских дорогах, и он тащил за собой Амоса. По правде говоря, тому были не слишком по душе спортивные забавы друга, то и дело доводившие его до крайнего утомления. Амосу были дороги те часы, которые они проводили вдвоем в его кабинете. Эудженио очень любил читать и с удовольствием делал это вслух: рассказы, стихи, краткие биографии знаменитых людей. Кроме того, он с удовольствием обнаружил некоторые запретные книжки – в этих случаях Амос запирал дверь, а Эудженио, читая, понижал голос.

В августе семейство Барди вновь отправилось на море, в свою недавно купленную квартирку, которая приносила всем невероятную радость. Эта квартира, находившаяся на последнем, третьем этаже нового здания, примерно в трехстах метрах от моря, в одном из переулков виа Дель Секко в Лидо Ди Камайоре, была достаточно просторной: у мальчиков была собственная комната с террасой и видом на море; в родительской спальне тоже была терраска, выходившая на юг; еще там были большая столовая, кухонька и ванная. Словом, это была роскошь, о которой еще несколько лет назад Барди и мечтать не могли.

Их бизнес расцвел пышным цветом, благодаря как невиданному экономическому подъему тех лет, так и заслуживающему восхищения духу жертвенности, который объединял супругов Барди, бок о бок работавших без устали от рассвета до заката. Синьор Барди слыл человеком осторожным, прозорливым и компетентным, клиенты и коллеги уважали его, а его жена была женщиной смелой и волевой, одаренной мощной деловой хваткой, необычайной общительностью и даром убеждения. За несколько лет они вместе преобразовали маленькую механическую мастерскую бедного Альчиде в настоящий коммерческий центр, где можно было купить или починить абсолютно любой сельскохозяйственный инвентарь. Теперь они могли позволить себе проводить в своей новой квартирке на море весь август, наслаждаясь общением с детьми, которые, будучи уже подростками, дарили родителям последние ощущения целостности семьи, перед тем как вылететь из гнезда.

Амос стал снова играть в шахматы со своим учителем и другими ребятами с пляжа, которые тоже подхватили шахматный вирус. В качестве разминки он нырял вместе с сыновьями Делла Роббья и доплывал с ними до буйков; вылезая из воды, он принимал прохладный душ, чтобы смыть с себя морскую соль.

Изо дня в день он чувствовал, как его тело наполняется силой – силой, которая дарила ему уверенность и даже пробуждала в нем нарциссизм, заставляя все чаще мериться силами с другими ребятами и порой глупо рисковать жизнью, словно это могло придать ей больший смысл.

Однажды днем он встретился на пляже с детьми Делла Роббья, которые вместе с остальными мальчишками любовались на море, штормившее уже три дня. Волны докатывались почти до первой линии солнцезащитных зонтиков. Амосу немедленно захотелось прыгнуть в воду и поплавать в волнах. Он подал эту идею ребятам, и, немного поколебавшись, сыновья Делла Роббья приняли его вызов; все остальные отказались. Трое мальчиков стали заходить в море, прыгая в волнах, а потом, когда вода дошла им до груди, с трудом поплыли. Вдруг Амос услышал, как старший из братьев зовет его, крича во все горло, что младшему нужна помощь… Наверное, мальчика понесло течением; он не чувствовал дна под ногами и в отчаянии барахтался. Ему никак не удавалось ни вернуться на берег, ни доплыть до своих друзей. Амос поплыл так быстро, как только мог, а когда добрался до мальчугана, рука младшего Делла Роббья судорожно вцепилась ему в плечо. Амос ушел под воду, но тут же вынырнул. Он устремился в сторону берега, то и дело ища ногами дно, но тщетно. Силы его постепенно таяли, но при этом им практически не удавалось сдвинуться с места. Амоса охватила паника, и он услышал, как кто-то из его друзей кричит: «На помощь!» Тогда он попытался успокоиться, остановился, стараясь только держать голову над водой, а потом окликнул самого старшего из компании, слывшего прекрасным пловцом. Тот сказал ему, что спасатель уже спускает на воду катамаран. Амос ощутил смущение и стыд и в последней отчаянной попытке добраться до берега стал нащупывать ногами дно, и спустя десять секунд все-таки чудом нашел его; тогда он уцепился за песок пальцами ног и поднялся. От радости на глазах у него выступили слезы. Он повернулся, чтобы окликнуть остальных – теперь и они были в безопасности; возможно, течение вытолкнуло их из водоворота, и они спаслись.

Этот случай заставил Амоса чуть больше уважать море; кроме того, в нем наконец пустила корни определенная осторожность, появившаяся на фоне его взрывного и гордого характера, который вечно толкал его на рискованные поступки, совершая которые он хотел лишний раз проверить свои силы, пусть даже порой приходилось выглядеть при этом самонадеянным нарциссом. Амос не выносил, что окружающие постоянно волновались за него и пытались защитить, как защищают слабых; он не мог смириться с мыслью, что еще столько людей не считают его нормальным и притворяются по отношению к нему заботливыми альтруистами, только чтобы потешить самих себя и заслужить одобрение близких. Он чувствовал в себе силы вести себя точно так же, как и его сверстники, он не хотел поблажек и был готов на все, чтобы завоевать право быть наравне со всеми остальными, без каких-либо исключений. «Осторожно, это слишком опасно для тебя, погоди-ка, я тебе сейчас помогу» – эти слова вселяли в него ужас и буквально высекали слезы у него из глаз. В таких случаях он окончательно терял чувство осторожности, и риск становился его единственным спасением. Тогда он назло всем с головой окунался в то, что ему так рьяно пытались отсоветовать. Именно поэтому его так привлекали лошади, бушующее море, головокружительный спуск с горы на велосипеде, оружие и все то, что являлось своеобразным вызовом слепоте, которая вполне устраивала его до тех пор, пока окружающие не начинали жалеть его.

«Не следует подавать милостыню тому, кто ее не просит, – порой думал Амос в ярости и отчаянии. – Почему бы им не следить за собой, а то они собираются на верховую прогулку вместе со мной, а через десять метров сваливаются с лошади, идут со мной купаться, а потом начинают бояться и возвращаются на берег – под предлогом, что делают это ради меня, а все кругом их поддерживают и сочувствуют мне».

Так говорил Амос своим самым близким друзьям. Потом он замыкался в себе и бессознательно воспитывал в себе невероятную силу воли, которая и позволяла ему смело окунаться во все предприятия, ведь он был убежден, что, делая что-то лучше всех, он добьется, чтобы его считали таким же, как все остальные. Эта жажда знаний, жажда самоусовершенствования со временем укрепила его во мнении, что нет худа без добра; тем временем оптимизм становился одной из главных черт его натуры, и это был осознанный процесс, происходивший день ото дня, по мере преодоления разнообразных препятствий и достижения очередных целей.

Годы отрочества, которые он проживал с такой интенсивностью, убедили Амоса в том, что жизнь – таинственный путь, полная очарования дорога, вдоль которой встречаешь разные идеи, прикипаешь к ним сердцем, они смешиваются друг с другом и тонут в море жизненного опыта, из которого, в свою очередь, рождаются новые идеи, создающие новый опыт, и так далее. Спустя год человек становится иным, непохожим на того, кем был за год до этого, порой совершенно неузнаваемым, потому что каждый, даже самый незначительный эпизод влиял на него и приводил к изменениям. Следовательно, мы есть не что иное, как совокупность нашего опыта и знаний.