Паранджа страха - Самия Шарифф Страница 22

Но плакать нельзя. Я где-то читала, что это может отразиться на ребенке, а еще слезы высушивают материнское молоко! В который раз я сдерживала эмоции, повторяя себе, что теперь я мать и не должна допускать, чтобы что-то плохо повлияло на сына.

За шесть дней, проведенных в роддоме, малыш набрал нужный вес. Я была рада тому, что мать останется еще на некоторое время после моей выписки. Мне казалось, что ее присутствие немного усмирит Абделя.

Похищение Забирая меня домой, Абдель вдруг спросил о самочувствии. Подобная обходительность была мне в диковинку.

— Хочу побыстрее оказаться дома и заботиться о сыне.

Муж помог мне собрать вещи и запеленать ребенка. Его предупредительность вызывала лишь опасения. С Амиром на руках я села в автомобиль. Малыш тихонько заплакал, и Абдель спросил, что это с ним. Я не знала, что ответить, и он, рассердившись, назвал меня ни к чему не способной.

Да, недолгим было хорошее настроение мужа! А ведь я надеялась, что с рождением сына он станет спокойнее.

— Не знаешь даже, отчего плачет ребенок, — проворчал он.

Ничего решительно не изменилось. Я постаралась успокоить сына, но он продолжал плакать. Казалось, он тоже боится ехать домой. Может, ему передалось мое волнение?

Мать вышла навстречу внуку. Взяла его на руки и, поздравив меня с возвращением, ушла в дом.

— Возьми сумку, хватит строить из себя больную, — приказал муж.

Усталость валила меня с ног, поэтому я уединилась в комнате и моментально заснула. Через пару минут мне на лицо плюхнулась сумка, которую я оставила на полу у кровати: пришел мой муж и заставил подняться.

— Хватит притворяться больной. Испокон веков женщины рожали и сразу же приступали к выполнению своих обязанностей. Ты расслабляешься уже шесть дней и хочешь, чтобы так было и дальше? Вот чего ты добиваешься, красавица. Погоди до вечера, я помогу тебе расслабиться.

А теперь вставай и иди к ребенку! Веди себя как мать!

Засыпая на ходу, я медленно поднялась по лестнице — давали о себе знать наложенные швы. Мать перепеленывала малыша.

— Подойди, я покажу тебе, как это делать.

Я внимательно следила за действиями матери. Потом, когда настало время кормления, мать посоветовала покормить его из бутылочки с соской, сказав, что это намного легче.

— Может быть, позже, мама. У меня прибыло молоко, и мне будет легче, если он его высосет. Он наверняка голоден.

Мать помрачнела, но продолжала держать ребенка. Мне пришлось настаивать, чтобы она передала мне Амира.

— А теперь мама даст тебе грудь. Мама знает, что ты хочешь кушать.

— Иди, мой маленький Амир, покушай с Самией и возвращайся скорее. Я так хочу снова взять тебя на руки, мой малыш, — ворковала мать, бросая на меня недобрые взгляды. но — Мама, для ребенка я никакая не Самия. Я мать, в которой он нуждается, — сказала я не без вызова.

Она захохотала, как сумасшедшая. Я поднялась к себе, чтобы накормить ребенка в тишине. Несколько минут спустя появился муж и стал выговаривать меня за непочтительное отношение к матери, которая столько для меня сделала. Снова посыпались упреки, обвинения.

— Научусь со временем, — горячо возразила я. — Матерями не рождаются. Ими становятся. Я вполне способна воспитать своего сына, как и любая другая мать.

— Ты не способна позаботиться о себе и своем муже, а хочешь взвалить на себя еще и ребенка!

Услышав крики, появилась мать, чтобы поддержать Абделя. Теперь приходилось отбивать нападки с двух сторон.

— Я не была слишком молода, когда ты насильно женился на мне! Тогда ты считал меня способной вести хозяйство и заботиться о муже. Или ты не знаешь, что когда люди женятся, у них, как правило, появляются дети?! Ну да ладно! Теперь у меня есть ребенок, и я буду воспитывать его правильно.

— Это не только твой ребенок! — орал муж. — Я тоже имею право голоса и уверен: ты не в состоянии справиться с ним одна.

Весь этот балаган начал нервировать Амира. Я успокоилась, представив, что нахожусь в некой изолированной капсуле наедине с малышом, и продолжила кормление.

Абдель с матерью вышли. Мне стало не по себе, когда я услышала, как они о чем-то перешептываются. Переступив порог дома, я чувствовала, что буду жить с двумя заговорщиками, плетущими интриги за моей спиной.

Пришел вечер. Ребенок, сытый, в сухом подгузнике, спал, сжав кулачки. Полностью вымотанная, я тоже легла.

Рядом спал муж. И тут как нарочно без какой-либо видимой причины Амир расплакался. Абдель толкнул меня.

— Вставай быстрее, пока он не перебудил всех!

Я взяла малыша на руки, но он не успокаивался. Тогда я проверила, не мокрый ли он, дала ему грудь, но и это не помогло. Я отправилась на кухню приготовить ребенку бутылочку с соской, так как моя мать приучила его к соске в перерывах между кормлением грудью. Муж последовал за мной и, закрыв двери, ударил по лицу с такой силой, что я упала на пол.

— Ребенок плачет, потому что знает: у него плохая мать, которая не может позаботиться о нем! Ты ничего не умеешь: не умеешь удовлетворить потребности сына, не умеешь удовлетворить потребности мужа. На кой ты вообще нужна в нашем доме? Усложнять мне жизнь? Да не родилась на свет еще та женщина, у которой это получится. Я просто убью ее! Еще чуть-чуть, и ею станешь ты! Я убью тебя! И никто не пожалеет.

Он принялся бить меня ногами в живот и по лицу.

Я звала на помощь мать, но та находилась слишком далеко и не могла меня услышать. Мне оставалось только кричать от боли.

Абдель вел себя, как буйнопомешанный. Ничего не видя, он бил изо всех сил. Меня в полусознательном состоянии он отнес в комнату, швырнул на кровать. Ребенок разрывался от плача, а я повторяла себе, что не должна терять сознание, должна выжить, потому что нужна ему.

Казалось, он слышит мои мысли, потому что его крики становились все пронзительнее. Теряя сознание, я чувствовала, как Абдель сдирает с меня пижаму.

— Ты принадлежишь мне. Я имею право на свое… Очнулась я в больнице от жуткой боли в области вагины. Лицо и живот были сплошь в синяках и кровоподтеках — казалось, что у меня не осталось ни одной целой косточки. Рядом находились мать и медицинская сестра, котрые сообщили мне, что у меня разошлись швы, что я была жестоко избита. Последнее я знала и без них.

Меня успокаивали, повторяя, что теперь я в надежных руках. Пришел врач и спросил мать, что случилось, но она не знала, что ответить. Зато я знала и заплакала.

Не столько от физической боли, сколько от осознания того, что мать не помогла мне, хотя наверняка слышала крики.

Врач сел на край кровати.

— Как вы себя чувствуете? Вы меня хорошо видите?

— Вижу хорошо. Голова очень болит.