Страсти по Маргарите - Андрей Константинов Страница 22

«Фигушки, – подумала я, – никаких промахов», – и в первую очередь приветливо улыбнулась грымзам. Я рассчитывала, что мужчины уже поражены моей внешностью, походкой, изящными движениями, поэтому тратить обаяние на мужскую часть комиссии я сочла преждевременным. А вот дамы!.. Дамы сразу, будто сговорившись, бросили взгляд на мою узкую черную юбку ниже колен. Здесь тоже был простой расчет. Я помнила слова Ксении Александровны, что в женщине манит не открытость тела, а открытость души. Но и там, и там должна присутствовать доля таинственности. Дамам моя скромность понравилась. Мужчины, как зверята в цирке, тренированно подняли глаза на мое лицо, чтобы оценить все мои внешние достоинства. Потом они сделали вид, что их больше всего интересует как раз мое внутреннее содержание.

Только один член жюри, возможно, его председатель, был достаточно стар, чтобы им руководили гормоны. А может, он просто устал смотреть на все эти коленки, грудки, попки и разноцветные прически. При этом он выглядел сердитым, и был похож на старого американского коккер-спаниеля.

– Гав, гав, гав, – прочистил коккер прокуренное горло. – Итак, Роза Равильевна, что мы имеем, кроме желания заполучить королевскую корону?

Я попыталась встать со стула, но он нетерпеливо махнул рукой и раздраженно и коротко приказал:

– Отвечайте так.

– У меня высшее образование.

– Ну, высшее образование – это, конечно, хорошо. Развитый интеллект, широкий кругозор и так далее. Но для общения с пассажирами нужно кое-что еще. Нужно желание и умение общаться с людьми. Вы любите людей, Роза?

«Ненавижу», – чуть не ляпнула я. Но тут перед моими глазами возникло лицо Ксении Александровны, и я совершенно искренне воскликнула:

– Очень!

– Сколько энтузиазма, однако, – вновь прокашлялся коккер. – Вас с детства окружали только хорошие люди?

– Разные. Но я умею прощать.

– А прощать вы умеете только на русском языке?

Фраза была такой мудреной, что я едва разгадала ее смысл, но ответить решила в том же ключе:

– Любить и прощать я умею на русском, татарском и английском языках. Если позанимаюсь, то вспомню и французский. Я его в школе учила.

– Учила она, – опять недовольно буркнул коккер. Но я видела теперь, что он хочет мне помочь и только притворяется суровым. – У кого есть вопросы к Аслановой?

Когда шарнирная девица огласила список прошедших во второй тур, я смогла облегченно вздохнуть и расслабиться.

Со всеми заданиями, предложенными девушкам в этом испытании, я справилась отлично. Я с легкостью утихомирила не в меру разбуянившегося пассажира, оказала первую помощь расквасившему нос ребенку и даже провела переговоры с террористами. Меня огорчало только то обстоятельство, что другие претендентки на корону наступали мне на пятки, я выигрывала у своих соперниц какие-то сотые доли балла. Но джентльменам, которые, как известно, предпочитают блондинок, видимо, захотелось разнообразия, и они единогласно отдали свои голоса мне. Церемония награждения длилась, казалось, целую вечность: поздравления, цветы, фуршет и вдруг вальс Арбенина из кинофильма «Маскарад» и синие, до девичьего обморока глаза…

* * *

Так началась моя вторая жизнь, и называлась она «Жизнь имени Андрея Синельникова». Наш роман развивался красиво и стремительно. Наверное, сказывалась специфика нашей работы: прилетели, улетели, позвонили, прибежали. Мы безумно скучали друг без друга. Я видела, что Андрей влюблен, но во мне все время вспыхивали какие-то сомнения. Конечно, я должна признаться, что их стало гораздо меньше после той ночи, когда Андрей остался у меня.

В тот вечер нас настиг яростный весенний ливень, мы вымокли, как будто купались в реке прямо в одежде. Андрей целовал меня на прощанье, но неожиданно наткнулся взглядом на мою облепленную мокрой тканью грудь, она так зазывно и совершенно бессовестно выдавала мои желания острыми сосками, что не заметить этого мог только слепой. Андрей отбросил свою изрядно утомившую сдержанность, жадно обнял меня и принялся целовать. Мы сами не заметили, как оказались в моей квартире. Не было никаких банальных слов приглашения или согласия. Когда Андрей осознал, что он первым разрушил преграду, через которую еще никто не проникал, он на мгновенье остановился и простонал-прошептал:

– Никогда, никогда в жизни, – но я закрыла ему рот ладонью, не желая слышать никаких обещаний. Наверное, все-таки какая-то часть моего сознания оставалась трезвой, и я как будто со стороны оценивала и своего первого в жизни мужчину, и его слова, и его поведение… В этом была вся разница. Андрей любил, а я была всего лишь влюблена. Хотя, кто знает, может, и он был только влюблен? Тогда я об этом не думала, но ощущение двойственности я стала чувствовать с каждым днем все больше и больше.

После очередного рейса Андрей пригласил меня к себе домой.

– Я хочу познакомить маму с моей будущей женой, – вот так, ни много ни мало, маму будут знакомить со мной, а не меня с мамой. Я поняла, что он не случайно только вскользь говорит о женитьбе. Он тоже знал, что все зависит от мамы.

«Ха! – подумала я. – Ха-ха-ха! У „нашей мамы“ безгрешная жизнь. Ну что ж, на это стоит посмотреть». Моя женская интуиция уже подсказала мне, что этот великовозрастный, архивоспитанный мальчик с седыми висками до сих пор ходит в коротких маминых штанишках. И мне как-то сразу расхотелось нравиться моей будущей свекрови.

Дом на Мойке, наверное, когда-то принадлежал самым-рассамым буржуям. Одни кованые ворота во двор чего стоили! Фасад, облупленный и давно не крашенный, даже в таком неприглядном виде поражал своим величием и важностью. Подъезд, украшенный вдоль всей лестницы и в переходах роскошной лепниной, остался не задетым современными любителями нецензурной словесности. Андрей заметил мой уважительный взгляд и догадался отметить:

– Это мамина заслуга. Здесь ее все уважают, и никто никогда не пачкает.

О, елки-палки, у меня уже зубы ныли от этой авторитетной на весь подъезд и на всю Андрееву жизнь мамаши.

Мамаша Андрея была похожа на дверь в их квартиру: высокая, крепкая и ничего лишнего в оформлении. Дверь была украшена одной-единственной бронзовой ручкой возрастом эдак лет ста пятидесяти, и на маменьке было только одно украшение: на гигантской груди висел такой же гигантский паук с изумрудными глазками. Его тельце и лапки были выполнены с зоологической точностью. С такой, от которой становилось и страшно и тошно.

Синие глаза Андрея как-то сразу потускнели. Для маман, судя по всему, смотрины невест были делом привычным и нежелательным. Но и она боялась в который раз огорчить сына и изо всех сил изображала лояльность.

– Здравствуйте, Розочка! Какое странное у вас имя. Как у инородки, – все эти гадости говорились голосом трубным, не терпящим возражений.

– Мама! – воскликнул Андрей. – Роза – дочь российского офицера, у нее высшее образование, она коренная петербурженка. Я много раз говорил тебе об этом.