Эти двери не для всех - Павел Сутин Страница 22

Вчера, поздно вечером, до того как навалилась, засверлила головная боль, Вадя собирался в дорогу. Он сидел на стуле, посреди разложенного на полу бутора.

Родители легли, но еще не спали. Вадя слышал, как за стеной тихонько бубнит телевизор.

На полу лежали доски, чехлы, рукавицы, очки, всякая мелочь – он так собирался, раскладывал все кучками на полу, оглядывал, проверял, не забыл ли чего, только потом укладывал в рюкзак.

Вдруг он взял в руки старый серый свитер плотной вязки и ткнулся в него лицом.

Он купил свитер за пятнадцать рублей на рынке возле "Чегета" одиннадцать лет назад. От свитера пахло сырой шерстью, табаком, туалетной водой "Ярдли" и бензином. Всем сразу. В низ живота противно скользнул страх, Вадя с глухой тоской чувствовал, как проклятая головная боль и все, что ждет его дальше, отрывают его, Вадю, от этих родных запахов, от этого чудесного бормотания телевизора за стеной, от покашливания отца, от бутора на темном паркетном полу… Вадя тихо завыл, кусая губы, быстро встал, пошел на кухню, достал из холодильника отцовскую "Старку" и, давясь, выпил стакан. В животе стало горячо, страх потеснился и отступил. Вадя вернулся в комнату, включил Поля Мориа и стал укладывать вещи в рюкзак. Он уже знал, что надо не думать…

– Да Худой это, говорю тебе… Вон сидит, кемарит, – услышал Вадя. Он открыл глаза. У прилавка с салатами и сэндвичами стояли два пацана в "полартексе" и смотрели на него во все глаза.

– Привет, Худой, – осторожно сказал один.

Второй несмело помахал рукой.

– Привет, ребята, – сказал Вадя.

– Ты куда, Худой? – спросил первый.

Было видно, как ему приятно, что он запросто с Худым.

– Ты куда, Вадя? – эхом спросил второй и заулыбался.

– В Доломиты, – ответил Вадя. – А вы, ребята, куда?

– Да в Пампорово… Там со снегом ништяк… Там наши уже, с Крыла… Полетаем!.. – радостно заговорили пацаны. Они уже знали, как в Пампорово скажут: "В Шереметьево с Худым говорили… Мы, говорим, в Пампорово… А он – ну а я, пацаны, в Италию…" – Как оно, вообще, Худой? – продолжил первый.

– Все в порядке, – приветливо сказал Вадя. Тут объявили посадку. – До встречи, ребята. Удачи.

– Удачи!..

– Удачи, Вадя…

Он взял рюкзак и пошел к контролю. За спиной ребятишки взволнованно говорили о нем:

– Он чувак – улет… Он вообще пиздец какой чувак… Ты видел его в декабре по "Спорт-Ти-Ви"? Как он в Марибеле…

"Молодежь – не задушишь, не убьешь…" – подумал Вадя, показывая посадочный талон. Ему в августе исполнилось тридцать два. Но он никогда не тяготился ребятишками. И уж, конечно, он не тяготился бешеной у них популярностью. Гаривас однажды шутя назвал его то ли жиганом, то ли пионервожатым. Вадя серьезно ответил: "Брось, Вовка. Вне горы я с ними никак. На горе – кто смел, тот и съел.

Мы же не за Прустом в горы… И не за Кортасаром".

В самолете он выпил таблетку седалгина, почитал "Известия" и уснул.

Он стоял у трейлера и смотрел, как техники откапывают хаф-пайп. Ратрак взревывал, чихал соляром, техники плавно ходили вокруг с лопатами. Руби стоял в стороне и отрывисто говорил по телефону.

Аннушка, жена Руби, сидела на крылечке трейлера, подложив под себя рукавицы, и говорила Ваде:

– Не понимаю, зачем это нужно. Штурм унд дранг… Имитация деятельности. Завтра будет погода, завтра все снимут.

Но Вадя знал, как их поджимает. Вьюжило третий день. Руби нервничал из-за сметы.

Хаф-пайп заносило за полчаса. Вадя вполне мог прыгать, но Руби нужны были солнце и панорама Валлечеты. Он настаивал на том, чтобы Вадя прыгал и накануне, и сегодня, потому что боялся расхолаживать Вадю. Сам он расхолаживаться не боялся – не прыгал, а кричал на техников и говорил по телефону. Вадя старался сопереживать, но, откровенно говоря, ему было все равно.

Сегодня он спустился восемь раз и двенадцать раз прыгал. Он положил себе кататься пять часов в день непрерывно.

– Вадя! – крикнул Руби. – Родео-флип! Будь так любезен…

Вадя улыбнулся. Оператор Даян, македонец, приятель-волонтер Руби, сидел в трейлере и ел колбаски с кетчупом. Снимать было некому. Руби держал Вадю в форме. Смешной человек – Вадя мог прыгнуть среди ночи, только подними.

Он бросил на снег сигарету, застегнул клипсы, взял доску под мышку и пошел наверх. Снег оползал под ботинками, иней, что Вадя надышал на воротник, холодил щеки и шею. Вадя выбрался на верхний бугор, постоял немного, хрустнул шеей и вставил ботинки в крепеж.

– Вадя, – крикнул Руби снизу, – рок-н-ролл!

Вадя качнул доску, поплыл вниз, чуть повел задни-ком, вошел в трубу и сделал родео-флип. Мир провернулся вокруг Вади. Мир состоял из сухой снежной пелены, белесого неба и цветных пятен курток, комбезов и ратраков.

Потом он, шурша доской по снегу, подъехал к трейлеру и отстегнул крепеж.

– Штурм унд дранг, – повторила Аннушка. Она так и сидела на крылечке. Ей хотелось спуститься в Бормио и поговорить с дочками – она каждый день звонила в Дублин.

– Выпьешь кофе? – спросила Аннушка.

– Да, с удовольствием, – сказал Вадя.

Аннушка была полькой, родилась в Англии. Ее отец был министром связи в правительстве Миколайчика. Вадин английский был так себе, но Аннушка часто вставляла польские слова, это Ваде помогало. Аннушка и Руби были женаты восемь лет, их дочери свободно переходили в разговорах между собой (но только между собой!) с английского на польский.

Неделю тому назад Аннушка встретила Вадю в Милане, подхватила чехол с досками и на карикатурном "жуке"-кабриолете привезла Вадю в Бормио.

Для житья Ваде приготовили трейлер, и Вадя был в восторге. В трейлере было тепло, тихо и сухо. Вадя там жил один, больше охотников жить в трейлере на верхней очереди не нашлось. Отныне у Вади имелись: одиночество (что им ценилось превыше всего прочего), масляный электрообогреватель, умывальник, телевизор и душ с туалетом.

Руби, Аннушка, два оператора и техники жили в Бормио.

Из того сумбурного телефонного разговора Руби понял, что Вадя в депрессии и болен. Переводя, Машка почему-то напирала на депрессию. На Вадину депрессию Руби и откликнулся со всей душевной теплотой.

"Это у них принято, – сказал тогда Берг. – Твердо и радостно сообщать людям смертельные диагнозы и с бесконечной нежностью нянькаться с неврастениками".

И еще Руби понял, что Ваде нужно помочь с жильем и работой в горах. Худой, видимо, всегда нравился Руби. Как нравились ему все катающиеся, прыгающие и летающие. К тому же Вадя был из лучших – Руби видел его в Марибеле. Он приготовил к приезду Вади трейлер, а потом объяснил Ваде через Аннушку и сам, что Вадя будет прыгать, когда скажут. Вадю эта китайская постановка задачи совершенно не задела, он был очень благодарен Руби.