Синдром паники в городе огней - Матей Вишнек Страница 22

Но мсье Камбреленг повернул в центр Парижа, к Лувру. Когда проехали под мостом Бир-Хакейм, он не преминул заметить:

— Видите вон то здание слева, с круглым балконом на третьем этаже? Там снимали «Последнее танго в Париже».

Франсуа и человек с бородой дружно повернули головы в направлении, указанном мсье Камбреленгом. Не то чтобы они что-то увидели, но в первый раз с тех пор, как Франсуа сел в машину, их взгляды встретились, и человек с бородой даже произнес фразу с явным доброжелательством:

— Хорошо ездить с гидом, правда?

И в ту же секунду прожекторы, которые освещали Эйфелеву башню, все разом погасли. Франсуа был застигнут врасплох, он никогда не присутствовал при этой церемонии. В принципе он знал, что Эйфелева башня не стоит с огнями всю ночь, что через час или два после полуночи муниципалитет по соображениям экономии гасит освещение. Из грациозного, в феерической подсветке, силуэта, создающего даже ощущение, что он построен из стекла, а не из металла, Эйфелева башня вдруг превратилась в гигантскую тень с двумя-тремя красными огоньками на верхушке, как леса вокруг какой-то высотки, бесполезные, если не опасные в темноте.

Грусть и тоска накатили на Франсуа. Он не знал, куда направляется мсье Камбреленг, не знал, где ему сегодня ночевать, ничего, по сути, не знал про этих двух человек, с которыми сидел в машине, да и не сказать, чтобы ему очень уж нравился Бальзак… Так что он просто смотрел на дорогу, на мосты, под которыми они проезжали, отмечая, что перед Аустерлицким мостом мсье Камбреленг свернул со скоростной магистрали к Итальянской площади и потом — к кварталу Муфтар.

Когда мсье Камбреленг остановился у кафе «Сен-Медар», Франсуа это показалось почти нормальным. Они все втроем вышли из машины и вошли в кафе, которое было еще открыто (нон-стоп, что ли? Не исключено. Франсуа знал одно такое кафе, «Сен-Мишель», рядом с собором Парижской Богоматери).

— Поднимайтесь наверх, я сейчас подойду, — сказал мсье Камбреленг Франсуа и человеку с бородой.

У Франсуа не было никаких причин ослушаться того, кто его спас, поэтому он без малейших колебаний поднялся в салон на втором этаже.

Салон был полон людей всех возрастов и обоего пола, и у всех был такой вид, будто они у себя дома. Кто-то шепотком беседовал, кто-то дремал в одиночестве за отдельным столиком. В одном углу две тени играли в кости, но старались не стучать и бросали кости на сложенное вчетверо полотенце. Наискосок, в кресле на колесиках, сидела женщина с рукой в гипсе. Человек в темных очках — вероятно, слепой — делал вырезки из газет, наваленных перед ним на столе… Помещение было освещено очень слабенько, над дверью горела одна анемичная лампочка и на столиках — несколько свечей. Франсуа глядел во все глаза на это сборище, силясь понять, что тут происходит. От изумления он даже не заметил, как черный таракан, появившийся невесть откуда, зашевелился у него на левом плече.

День, когда Жорж превратился в персонажа, начался как всякий другой. В шесть утра Жорж проснулся, протянул руку — потрепать Мадокса по холке, и включил транзистор на прикроватной тумбочке — послушать новости.

Ничего такого особенного не привлекло его внимания: ну, убиты еще несколько человек в Ираке, в Колумбии повстанцы-марксисты похитили еще одного депутата и группу из четырех туристов, в секторе Газа похоронили палестинцев, погибших в стычке между умеренными и радикалами, в Кении была отбита атака повстанцев на столицу, президент одной европейской страны совершил визит в Китай, в Риме имела место большая манифестация антиглобалистов против съезда семи высокоиндустриализованных стран, в Мексике обвалился мост через реку, и множество народа утонуло, генеральный секретарь ООН слетал на вертолете на Северный полюс посмотреть, как происходит таяние льдов, несколько автомобилей было подожжено ночью в Сен-Дени, на севере Парижа…

Все эти известия относились, с точки зрения Жоржа, к категории беспроигрышной информации. Такие «вести» были вполне допустимы в любой день недели, их можно было выдавать и в понедельник, и во вторник, и в четверг, повторять через три-четыре дня точно в такой же форме и в том же порядке, и никто бы не заметил неладного. Короче, новостная жвачка. Жорж чувствовал, что ему, как и всему остальному миру, мягко выражаясь, плевать на все эти псевдоновости, монотонные и бездарные. Их единственная роль заключалась в том, чтобы не дать установиться на земле молчанию. Люди нуждались, особенно по утрам, в этом новостном жужжании, как в подтверждении, что планета все еще вертится.

В 6.15, оставив транзистор на прикроватной тумбочке включенным, Жорж пошел в ванную, где включил другой приемник, забитый на волне для автомобилистов. Чистя зубы, он слушал информацию о трафике вокруг Парижа и на крупных магистралях Франции. Жорж любил начинать день, позиционируя себя в пространстве, другими словами, пытаясь создать ясную картину того, с какой скоростью циркулируют машины по кольцевой дороге вокруг Парижа и где образовались сужения или пробки из-за автокатастроф.

Стоя под душем, Жорж прослушал новости о трафике в долине Роны, о забастовке таксистов в Тулузе и о трудностях из-за тумана на дорогах Нормандии. В какой-то мере новости, связанные с автомобильным движением на карте Франции, были достовернее, чем те, что относились к политическому моменту, они были честнее и в любом случае они были полезны людям за рулем.

Выйдя из ванной, освеженный душем и свежевыбритый, Жорж включил телевизор, чтобы увидеть первые картинки дня. Мадокс кратко тявкнул — но выражая отнюдь не раздражение этим источником шума и света, а, напротив, одобрение инициативы своего хозяина.

Одеваясь под телевизор, где почти все сюжеты были взяты из вечерних и ночных выпусков, Жорж уловил какой-то странный запах. Запах китайской кухни, имбиря и жареного риса… Жорж в сопровождении Мадокса сначала пошел на кухню, проверить, не там ли источник этого запаха, хотя он никогда не готовил у себя наверху и его холодильник обычно пустовал. А внизу, в кафе, его повар готовил на завтрак только французские блюда, и уж никак не с имбирем…

Принюхавшись, на манер Мадокса, к явно экзотическим кухонным веяниям (среди которых он различил и запах бамбуковых ростков), Жорж подумал, что это, наверное, кто-то из соседей решил полакомиться чем-то китайским, хотя ему показалось странным, что в семь часов утра кто-то занялся стряпней с такой уймой восточных ингредиентов (Жорж различил и нотку карри). Но поскольку Мадокс стал проявлять признаки нетерпения, напоминая про свое утреннее право на первую прогулку по нужде, Жорж обулся, бросил взгляд в окно, посмотреть, что за погода, и объявил Мадоксу, что надо надеть поводок. Послушный, хотя вовсе не уверенный в необходимости этого предмета, Мадокс, поворчав, подставил ему шею.

— Что-то они перехлестывают, — сказал Жорж, выйдя на лестничную клетку, где запах китайской кухни заметно усилился. Жорж уловил теперь и другие ингредиенты, такие как соевый соус и рисовый уксус. Когда он сошел вниз по лестнице, в ноздри ударил поток кулинарных эманаций, шедший от целой стаи лакированных уток.