Теперь я твоя мама - Лаура Эллиот Страница 22

Первая спичка быстро погасла, но вторая разгорелась. Карла подожгла одно письмо, другое… Они смотрели, как бумага сворачивается и темнеет, оскорбления на мгновение проступают и исчезают навсегда.

Во время обеда в «Шинс» Рейн рассказала ей, что британская сеть магазинов «Фуксия» намеревается открыть в Ирландии шесть фирменных магазинов. Они наняли Рейн сделать дизайн их коллекции непромокаемой одежды.

– Рейнвер, – сказала она, и они чокнулись бокалами. – Как же еще ее назвать?

– За Рейнвер. – Карла посмотрела в окно. Снова начался дождь. – Похоже, твоя коллекция будет пользоваться успехом.

– Придется много путешествовать, – Рейн нахмурилась.

Ее оживление сменилось озабоченностью. – Мама сейчас вроде чувствует себя хорошо, но я подозреваю, что она, как когда, скрывает от нас реальное положение вещей.

– Я позабочусь о ней, – заверила Карла. – Мне надо чем-нибудь заниматься. Этот случай попортил ей немало крови…

– Неправда, – возразила Рейн и покачала головой. – Наоборот, он сделал ее сильнее. Она не собирается умирать, пока Исобель не вернется домой.

Карла крутила бокал в руке и расплескала вино на стол.

– Четыре месяца, – сказала она. – Я не верила, что проживу и три часа.

– Ты сильная, – ответила Рейн. – Сильнее, подозреваю, чем мой брат.

– Глупости.

– Правда? Он много пьет?

– Не очень.

– В смысле?

– Ему не нравится работать в офисе.

– Может, он хочет получить пулю в лоб? – резко спросила Рейн. – Он может выглядеть, как обычный парень, но теперь его узнают.

– Он хорошо понимает степень риска. Все изменилось, Рейн. Все. Я просыпаюсь утром и думаю, смогу ли встать с постели. Смогу ли дойти до душа, до кухни. Смогу ли выйти из этого ресторана. Звонит телефон, и я думаю, что, может быть, что… может, сегодня… или никогда… О боже! Я сейчас расплачусь, и все будут на нас пялиться.

– Нет, не будут, – Рейн схватила ее руку и крепко сжалa. – Успокойся, Карла, вот так…

В тот вечер она сидела перед телевизором и ждала Роберта. В передаче «Неделя на улице» показали Эдварда Картера. Обычно, если его показывали по телевизору или вспоминали о нем по радио, она сразу же переключала станцию, но сейчас так и сидела, не притронувшись к пульту. У него брали интервью по поводу трибунала, который занимался коррупцией и злоупотреблением служебным положением в высших эшелонах власти. Эдвард Картер, с тех пор как ушел в политику, немного набрал вес, что придавало ему солидности. Его темные волосы с редкой сединой были достаточно длинными, чтобы он выделялся на фоне других политиков.

Компания «Картер и Кей» превратилась в «Кей коммьюникейшн», когда он продал свою часть акций и ушел в политику. Чем не отличное занятие? Он мог жонглировать словами, словно мячиками, точно зная, куда они в конце концов приземлятся.

Именно Джош Бейкер первым прозвал его Шпорой. Кличка прижилась. Карла подозревала, что Картер был даже рад ей, поскольку воображал себя шпорой, которая впивается в брюхо правительства.

На следующее утро она позвонила в его офис в избирательном округе. Секретарь извинилась и сказала, что не сможет соединить с ним, поскольку он уехал в Дойл Эрян. [4]Если она захочет назвать себя, секретарь передаст информацию Картеру.

– Скажите, что с ним хочет поговорить Карла Келли.

Пауза на другом конце провода была полна сочувствия.

– Конечно, я передам, мисс Келли.

Он перезвонил час спустя. Они договорились встретиться на следующий день.

Когда мы встретились в первый раз, Дэвид как раз получил степень по геологии. Это и неудивительно. Он вырос рядом с песком и огнем, кремнем и окисями, ему были знакомы таяние и литье. Разведка нефтеносных месторождений и их разработка были его работой. Вскоре он уехал по контракту в Саудовскую Аравию.

Я обосновалась в Стеклянном доме Мириам. Вскоре я уже путешествовала по Ирландии, встречаясь с клиентами и создавая рыночную базу для Мириам. Я сняла один из новых строящихся домов на Маркет-сквер, и она часто приглашала меня к себе домой. Я стояла в комнате Дэвида и шарила в его музыкальной коллекции. The Chieftains и Horse Lips неожиданно соседствовали с Элисом Купером, Judas Priest и Black Sabbath. Я была знакома с творчеством первой группы, но тяжелый металл был не по мне. Слова песен были отвратительны, однако они завораживали: смерть, боль, ярость, будоражащие основы спокойствия. Я приняла его присутствие и подумала о его отсутствующем отце.

К тому времени я знала историю Мириам. Я спросила ее, не держит ли она зла на бывшего мужа, который бросил семью, когда Дэвиду было шесть лет.

Она пожала плечами и призналась, что ее единственным чувством было безразличие.

– А Дэвид? – спросила я, представляя его маленьким мальчиком, который остался один в комнате, слушал эту жесткую музыку и показывал средний палец человеку, покинувшему его на произвол судьбы.

– Сначала они встречались, – ответила она, – а потом прекратили, когда Дэвиду исполнилось тринадцать лет и он перестал вспоминать его.

Дэвид вернулся домой полгода спустя. Его кожа потемнела и обветрилась на солнце пустыни. В «Моллойс», местном пабе, где были популярны народные танцы, он выделялся на фоне толпы – загорелый зрелый мужчина с серьезным выражением лица. Пожилые женщины с залитыми лаком волосами и в цветастых платьях танцевали вальс и хаус с той же легкостью, что и напыщенные молодые люди, которые топали ногами и кружили партнерш под зажигательные ритмы. Оттерев меня в сторону, какая-то развязная девица тут же вытащила Дэвида на танцпол.

– Имельда Моррис, – поддразнила меня Мириам. – Они дружат с пеленок.

Я же, глядя, как они вытанцовывают, подумала, что они больше, чем просто друзья.

Мириам слегка толкнула меня в бок, когда еще одна молодая девушка промчалась в танце мимо нас.

– Коррин О'Салливан, – шепнула она.

С близкого расстояния Коррин казалась симпатичной, но я подозревала, что с ее комплекцией она должна в скором времени располнеть. Ее кавалер был крепким, подтянутым парнем, квадратный подбородок которого говорил о том, что он не потерпит никаких возражений. Я смотрела, как Дэвид танцует с Имельдой, а Коррин – с будущим мужем. Казалось, они не замечают друг друга, однако я чувствовала напряжение, возникавшее из-за случайных взглядов. Я вспомнила Нину, свою мать, которая лежала в могиле холодная и безмолвная, и подумала о том, куда же девается вся яростная энергия человека, когда больше не может удерживаться в рамках его тела. Ночь прошла без происшествий. Дэвид пригласил меня на танец. Я подозреваю, что это Мириам заставила его. Я отрицательно покачала головой, не желая соперничать с шустрой Имельдой, которая снова звала его танцевать.