Американха - Нгози Адичи Чимаманда Страница 22

* * *

По выходным, когда мать Обинзе пекла, в их квартире пахло ванилью. На пироге поблескивали кусочки манго, маленькие бурые кексы полнились изюмом. Ифемелу разводила масло и чистила фрукты. У нее дома мама не пекла, а духовку обжили тараканы.

— Обинзе только что сказал «задок», ма. Он сказал, оно лежит в задке вашей машины, — сказала Ифемелу. В их американо-британских стычках она всегда была на стороне его мамы.

— Задок — это у тапочек, а не у автомобиля, мой дорогой сын, — отозвалась его мама. Когда Обинзе произносил «коришневый» с «ш», его мама обращалась к Ифемелу: «Ифемелунамма, прошу тебя, передай моему сыну, что я не говорю по-американски. Пусть он, пожалуйста, скажет все то же самое по-английски».

После обеда они смотрели фильмы в видеозаписи. Садились в гостиной, вперялись в экран, и Обинзе говорил:

— Мамуля, челу, [58] дай послушать, — когда его мама время от времени комментировала убедительность той или иной сцены, или предвосхищала события, или рассуждала вслух, в парике кто-нибудь или нет. Как-то в воскресенье посреди кино мама ушла в аптеку — за лекарством от аллергии.

— Я забыла, что они сегодня закрываются рано, — сказала она.

Не успел завестись ее двигатель — с глухим ревом, — как Ифемелу с Обинзе ринулись к нему в спальню и рухнули на кровать, целуясь и ласкаясь, закатывая одежду, сдвигая ее, стаскивая наполовину. Теплая кожа. Дверь и форточка открыты, оба чутко прислушивались, не возвращается ли мамина машина. Заслышав ее, оба в считанные секунды оправились, вернулись в гостиную, нажали на «воспр.» видеомагнитофона.

Мама Обинзе вошла и глянула на экран.

— Когда я уезжала, была та же сцена, — сказала она тихо. Пала ледяная тишина, даже по фильму. А затем в окно вплыли вопли торговки фасолью. — Ифемелунамма, идем со мной, — произнесла мама, направляясь в глубь квартиры.

Обинзе привстал, но Ифемелу остановила его.

— Не надо, она позвала меня.

Его мама пригласила ее к себе в спальню, попросила присесть на кровать.

— Если между тобой и Обинзе что-то произойдет, ответственность на вас обоих. Но природа несправедлива к женщинам. Дело делается двоими, а если возникают последствия — бремя только на одном. Понимаешь?

— Да. — Ифемелу упорно отводила взгляд, вперяла его в черно-белый линолеум.

— Вы с Обинзе занимались чем-то серьезным?

— Нет.

— Я тоже была молода. Я знаю, каково это — влюбиться в юности. Хочу дать тебе совет. Я осознаю, что в конце концов ты поступишь, как сочтешь нужным. Мой совет: погоди. Можно любить, не занимаясь любовью. Это прекрасный способ явить свои чувства, но с ним приходит ответственность, громадная ответственность, и торопиться незачем. Советую тебе подождать, пока вы по крайней мере не поступите в университет, подождать, пока не станешь самой себе хозяйкой чуть побольше. Понимаешь?

— Да, — сказала Ифемелу. Она не понимала, что означает «быть самой себе хозяйкой».

— Я знаю, что ты умная девочка. У женщин здравого смысла больше, чем у мужчин, и тебе придется быть здравомыслящей. Убеди его. Вы оба должны договориться, что подождете, что спешки нету.

Мама Обинзе умолкла, и Ифемелу задумалась, договорила ли она. Тишина звенела у нее в голове.

— Спасибо, ма, — сказала Ифемелу.

— А когда решите начать, я хочу, чтобы ты пришла ко мне. Хочу знать, что ты ответственная.

Ифемелу кивнула. Она сидела на кровати матери Обинзе, в спальне у этой женщины, кивая и соглашаясь доложить ей, когда она начнет заниматься сексом с ее сыном. Но стыда в ней при этом не было. Вероятно, все дело в тоне мамы, в том, какой он ровный, какой нормальный.

— Спасибо, ма, — повторила Ифемелу, поглядев наконец маме в лицо — открытое, ничем не отличавшееся от того, каким оно было обычно. — Я приду.

Она вернулась в гостиную. Обинзе вроде бы нервничал, сидел на краю журнального столика.

— Прости, пожалуйста. Я с ней поговорю, когда ты уйдешь. Пусть со мной беседует, если надо.

— Она сказала, чтоб я больше никогда сюда не являлась. Что я веду ее сына по кривой дорожке.

Обинзе сморгнул.

— Что?

Ифемелу рассмеялась. Позднее изложила ему, о чем они говорили с его матерью, и он покачал головой.

— Мы должны ей доложить, когда начнем? Это еще что за чепуха? Она, может, и презервативы нам покупать будет? Чего она вообще?

— Да кто тебе сказал, что мы когда-нибудь что-нибудь начнем?

На неделе тетя Уджу спешила домой — ополоснуться в душе и ждать Генерала, а по выходным слонялась в ночнушке, читала, готовила или смотрела телевизор, потому что Генерал уезжал в Абуджу к жене и детям. Она избегала солнечных лучей и натиралась кремами из изящных флаконов, чтоб кожа у нее, и так-то от природы светлая, сделалась еще светлее, здоровее и блестела. Иногда, когда она раздавала указания своему шоферу Соле, или садовнику Бабе Цветику, или двум своим домработницам — уборщице Иньянг и кухарке Чикодили, — Ифемелу вспоминала тетю Уджу, деревенскую девушку, привезенную в Лагос много лет назад, на которую мать Ифемелу безобидно жаловалась, что та, дескать, слишком дремучая, все время стены трогает, — на ногах, что ли, эти деревенские люди стоять не могут, не повозив ладонями по стенке? Ифемелу размышляла, воспринимает ли себя тетя Уджу глазами той девочки, какой когда-то была. Вероятно, нет. Тетя Уджу обосновалась в своей новой жизни с легкостью, сам Генерал впитал ее в себя даже больше, чем ее новообретенное богатство.

Ифемелу, впервые посетив тетин дом в «Дельфине», не хотела уезжать оттуда. Ванная заворожила ее: кран с горячей водой, напор струи в душе, розовый кафель. Занавески в спальне из грубого шелка, и Ифемелу сказала тете Уджу:

— А, а, зряшная трата ткани — на занавески! Давай из них платье сошьем.

В гостиной стеклянные двери разъезжались и закрывались бесшумно. Даже в кухне кондиционер. Ифемелу хотела здесь жить. Друзья бы обалдели: она вообразила, как они сидят в маленькой комнате по соседству с гостиной, которую тетя Уджу называла «телекомнатой», и смотрят программы по спутниковому каналу. И она попросила родителей отпустить ее к тете Уджу пожить в будни.

— От нее до школы ближе, не придется ездить на двух автобусах. Я бы уезжала в понедельник и возвращалась в пятницу, — сказала Ифемелу. — Я бы тете Уджу по дому помогала.

— Насколько я понимаю, у тети Уджу достаточно помощников, — проговорил отец.

— Хорошая мысль, — сказала мама отцу. — Там ей будет удобно учиться, по крайней мере каждый день свет есть. Не придется домашние задания делать при керосине.

— Пусть навещает Уджу после школы и по выходным. Но жить там она не будет, — сказал отец.