Наложницы. Гарем Каддафи - Анник Кожан Страница 23

Один египтянин, которого я встретила в бакалейной лавке, представил меня Манар, марокканке, работавшей в баре-ресторане на узкой улочке в Монтрое, хозяином которого был кабил. Мне показали, как готовить кофе, наливать пиво из кегов. Я зарабатывала по 50 евро в день плюс чаевые, которые могли достигать 100 евро! Прилично. К тому же мне предложили жить вместе с марокканкой в расположенной над баром студии. Я проработала полтора месяца, пока не заметила, что этот бар был подозрительным — иногда патрон задергивал шторы, когда танцевали обнаженные женщины, — но что меня взбесило, так это то, что моя сожительница меня обворовывала. Я ушла с тем, что у меня еще не украли. И тогда Варда, с которой я поддерживала контакт, бросила меня в лапы туниски, работавшей в баре рядом с Порт де Лила в Париже. Я начала с мытья посуды, потом научилась принимать заказы. Управляющий, кабил, заметил, что клиенты приходят на меня посмотреть, и приказал мне оставаться в зале. Что очень возмутило туниску. Один принимал меня за приманку, а вторая за прислугу. А когда однажды вечером я вернулась в комнату, которую делила с другой марокканкой, то обнаружила, что у меня украли вещи. Тогда я взяла чемодан и хлопнула дверью.

Я снова была на улице и не знала, кому позвонить. Я подумала о том египтянине из бакалейной лавки. Он принял меня в своей огромной квартире, которую снимал вместе с несколькими жильцами. Он ничего у меня не просил, но я чувствовала себя не в своей тарелке. Я была мертвым грузом. Где мое будущее? На какое место я могу надеяться в Париже? Я не выучила французский язык. Документы у меня были не в порядке, и меня могли арестовать в любой момент. Я ничего собой не представляла. И тогда позвонил Хишам. Его имя на экране телефона подарило мне глоток надежды. Он думал обо мне, когда я шла ко дну.

— Когда ты приезжаешь? — спросила я. — Ты мне нужен!

— Никогда, ты слышишь? Никогда! Ты даже не смогла остаться мне верной!

Я была оглушена. И позвонила матери:

— Это ты виновата! Моя жизнь разрушена. Меня презирают, мама. Презирают! Я больше не знаю, что делать, кому доверять, куда идти. Я пропала. И это все из-за тебя.

— Из-за меня?

— Я никуда не уехала бы, если бы ты приняла Хишама!

— О, Сорая! Не говори глупости. Возвращайся домой. Франция тебе не подходит. Возвращайся к нам.

У меня даже в мыслях не было вернуться в Ливию. Вернуться? Но я же не была туристом! Ни даже добровольным эмигрантом. Я была беженкой! И в розыске у одного из самых влиятельных людей мира! Я, конечно, вылила на маму всю свою злость, но истинной причиной моего отъезда был Каддафи.

— Мама, возвращаться слишком рискованно. Они снова приедут за мной. Они никогда не оставят меня в покое.

— Мы что-нибудь придумаем, чтобы тебя спрятать. У твоего отца были неприятности, и ты будешь жить со мной в Сирте. Сначала они усиленно тебя искали, но я думаю, что они уже успокоились. Я не хочу, чтобы ты была несчастной в Париже.

Так я приняла решение. За несколько секунд. Не раздумывая, под влиянием депрессии. У меня не было «инструкции по эксплуатации» Франции, меня очаровывала эта страна, но она мне не подходила. Я даже не знала французского языка! Я отправилась к Варде, и она одобрила мое решение уехать. Но она предупредила меня: поскольку моя виза недействительна, мне придется заплатить приличный штраф в аэропорту. К тому же, чтобы уменьшить хлопоты, она сама позвонила одному приятелю, полицейскому из Руасси-Шарль-де-Голль. И тремя днями позже в аэропорту именно он прикарманит 1500 евро, которые я заранее приготовила, избежав запрета на въезд на территорию Франции. По крайней мере мне так объяснили. К счастью, накануне мама мне прислала 2000 евро.

Двадцать шестого мая 2010 года я села в самолет, направляющийся в Ливию, с очень легким чемоданом. Немного одежды, ни единой книги, ни одной фотографии. У меня ничего не осталось от пятнадцати месяцев, проведенных в этом Городе Огней. Даже маленького портрета, который нарисовал художник у подножия Эйфелевой башни одним весенним утром, — Адель оставил его себе на память.

10 Стечение сложных обстоятельств

В аэропорту Триполи меня никто не ждал. Я остерегалась кого-либо предупреждать. Никаких знакомых в большом зале прибытия. Ни одного подозрительного взгляда со стороны солдат и полицейских. Я возвращалась инкогнито. Возможно, в Баб-аль-Азизии ослабили охрану.

Я позвонила Хишаму. Он был поражен:

— Ты здесь? В Ливии?.. Стой, где стоишь, я еду!

Он быстро появился на внедорожнике в компании двух друзей. Вышел из машины, улыбаясь, взял мой чемодан. Не могло быть и речи о том, чтобы мы обнялись или излили свои чувства на публике. Но я посмотрела на него и снова ему поверила. Он немного окреп, казался немного старше, чем я его помнила, но это придавало ему больше уверенности. Мы отправились в тот же загородный дом, который нам когда-то предоставил его знакомый, и объяснились друг перед другом. Он выразил свое разочарование тем, что я жила в Париже с мужчиной, суровыми словами.

— Но это был только друг! — настаивала я.

— Между мужчиной и женщиной не бывает дружбы!

Ну конечно! Типичный ливиец! Потом он мне поведал, что люди из Баб-аль-Азизии явились за ним к его родителям. Пока он ездил в Тунис, они посадили его брата в тюрьму. Он стал мишенью для всякого рода преследований, угроз смерти, телефонного прослушивания, слежки. На работе он стал объектом доносов, и наша история, преданная широкой огласке, стоила ему клейма «любовника шлюхи Каддафи». Даже его самые близкие друзья говорили: «Ты ведь не можешь жениться на потаскухе!»

Мне стало страшно. А мои родители? Что пережили они? Какое давление, какие угрозы, какие наказания? Я оставила их без внимания, слишком озабоченная борьбой за собственную жизнь. Но какую же цену Вождь заставил их заплатить за то, что они помогли мне убежать? Скорее бы их увидеть!

— Отвези меня в аэропорт, — попросила я Хишама. — Я позвоню родителям и скажу, что только что прилетела.

Мы ехали молча. Иногда он бросал на меня удрученные взгляды. Я была погружена в свои мысли. Как можно было воображать, что в Баб-аль-Азизии нас оставят в покое? Я позвонила родителям, они тоже были потрясены моим внезапным приездом, и я села ждать их в зале. Именно там я наткнулась на Амаль Дж., которая вместе со старшей сестрой улетала в Тунис.

— Сорая! Какой сюрприз! Ты куда едешь? Мне говорили, что ты была в Париже!

— Вовсе нет!

— Не ври! Я провела собственное расследование. Я встретила Хишама, и один мой друг из аэропорта рассказал мне, как ты уехала.

— Браво, какая солидарность!

— Ты ошибаешься! Я все оставила при себе. Но можешь представить, как рассержены Мабрука и Каддафи…

Папа приехал с моей младшей сестрой, которую я давно не видела. Он подтвердил, что люди из Баб-аль-Азизии упорно меня искали и применяли всякого рода давление, чтобы найти меня. Больше он мне ничего не сказал. Теоретически моя сестра не должна была что-либо знать, но он волновался о том, что она может рассказать моему брату Азизу, который только что вернулся из Англии. Главное, не допустить оплошности: для всех я вернулась после долгого пребывания в Тунисе у своих родственников.