Экватор - Мигел Соуза Тавареш Страница 23

Но это ему не удалось: он смог лишь опустошить свою страсть, метко поразив ее своей логикой и рассудком: у всего этого, по определению, нет будущего. Ну, сколько еще раз они смогут тут встречаться? На какой из них они будут разоблачены, и разгорится скандал? И потом, если, конечно, предположить, что все будет именно так неправдоподобно «хорошо», и муж ее выгонит, то минимум, что потребуется в этом случае от Луиша-Бернарду — это забрать ее и детей к себе: разве этого он хотел, разве хотел он такого будущего, такой жизни с женщиной, отвергнутой семьей и обществом? Быть супружеской парой, которую никто у себя не принимает, к кому никто не ходит, видеть у себя дома ненависть в глазах детей, рожденных от другого мужчины, слушать сплетни на улице, от соседей, от друзей по клубу — если, конечно, они деликатно не предложат ему покинуть его? С другой стороны, он не смог бы просто оставить ее и бросить, воззвав к ее здравому смыслу и рассудку, как уже однажды — к безрассудству, уберечь от скандала и последствий после того, как своей страстью убедил ее отвергнуть все условности. Это все равно, что использовать ее, как вещь и потом выбросить. Матилда такого не заслуживает, а Жуан после этого уже никогда не простит и не перестанет ненавидеть его. Сам же он, даже осознавая, что ничего лучше и разумнее сделать не мог, ощущал бы такой осадок грязи внутри себя, что никакие воспоминания о двух ночах страстной любви эти грязные раны уже не отмыли бы.

Единственное, что ему оставалось — бежать. Но бежать с достоинством, точнее даже, с некой аурой романтики, жертвенности и героизма. Сан-Томе был для этого предлогом, упавшим с небес: в один миг все оборачивалось в его пользу, в пользу его репутации и тех воспоминаний, которые он всегда будет бережно хранить: Родина, проклятая судьба, неподвластная его воле, и он, жестоко вырванный из объятий любимой, стоящий теперь на страже интересов государства и короля, чтобы уже никто в мире не посмел сказать, что Португалия практикует рабство. А если вдруг все эти сплетни и имеют под собой какие-либо основания, тогда он станет тем самым человеком, который раз и навсегда покончит с этим недостойным явлением.

Луиш-Бернарду чувствовал себя солдатом, отправлявшимся на войну, проживавшим свои последние ночи любви. Жуан был абсолютно прав, когда как-то заметил, что тот был мастером писать письма по таким случаям. Он и отвез Матилде это прощальное письмо от Луиша-Бернарду:

«Матилда!

То, о чем я вам говорил, произошло, и совсем скоро я уеду очень далеко от вас и от всего того, что так люблю. Сейчас я уже могу открыть вам, о чем идет речь, поскольку завтра об этом будет написано в газетах: Его Величество Король назначил меня губернатором Сан-Томе и Принсипи и возложил на меня миссию по искоренению остатков рабства, которые там еще могут сохраняться. Задача состоит в том, чтобы во что бы то ни стало убедить Англию, ее общественное мнение и весь мир в том, что Португалия является цивилизованной нацией, где такой практики нет и не может быть. Содержание миссии, ее срочность и многосторонняя значимость для страны, то, в какой форме король апеллировал к моему чувству долга, а также моя верность идеям, о которых я давно публично заявляю, не оставляют мне ни малейшей возможности для отказа, который я считал бы еще и бесчестным.

Во имя этого я принял решение и согласился покончить раз и навсегда со всем, что до сих пор составляло мою жизнь. Я бросаю свой дом, родственников и друзей, бросаю уют и комфорт, свои общественные и культурные привычки, без которых даже не представляю себе, чем заполнятся мои будни. Я оставляю работу, мое дело, спешно продаю свое предприятие — и все это для того, чтобы уехать и надолго застрять на каком-то острове посреди океана, на краю света. Как известно, даже приговоренные судом к отправке туда предпочитают смерть, а негры, как утверждают англичане, смиряются с этим только, когда им угрожают силой. Однако я не ропщу и не жалуюсь. Иногда в жизни наступают моменты, когда сама судьба распоряжается нашей волей, и тогда причины более высокие, чем личные, должны взять верх над всем остальным. Возможность служить стране на пределе своих знаний и способностей, в час, когда она во мне нуждается, оправдать доверие того, кто посчитал меня достойным этой миссии, — вот, вне сомнения, один из тех самых случаев, когда уже нет места ни для иного выбора, ни для личной свободы. Ропщу я лишь из-за того отчаяния, которое охватывает меня, когда я понимаю, что, наконец-то, обретя вас, я вынужден вас потерять. Из-за того, что я должен уезжать, принадлежа вам, как, уверен, никто из мужчин до или после меня. Из-за того, что увидел в вас бездну любви и чувств, о существовании которых раньше догадывался, но которые никогда так не открывались моему взору. Теперь со мной останутся лишь воспоминания о тех двух ночах, столь коротких и наполненных, сколь длинными и пустыми будут для меня предстоящие дни без вас. Не обижайтесь на меня за эти слова, но, возможно, было бы лучше, если б я вас не встретил, не потерял себя в вашем взгляде, жестах, в голосе, уме, в вашем теле. Тогда вместе с моим багажом мне не пришлось бы увозить отсюда тяжесть в сердце и в мыслях, которые не перестанут преследовать меня долгими днями и ночами там, на экваторе. Было бы лучше не случиться тому, что все-таки произошло и что заставит меня до конца дней моих думать, какой была бы моя жизнь рядом с вами.

Прошу вас, прочтите и затем порвите это письмо, вместе с теми другими, которые я вам написал. Искренне прошу вас. Чтобы вы могли и дальше жить своей жизнью, быть счастливой рядом с теми, кого любите вы и кто любит вас, чтобы всегда оставались с вами ваша молодость, ваши глаза и улыбка. Не стоит бороться с неотвратимым: так было предписано судьбой, мы не могли что-либо изменить. И прошу вас: когда представится случай, помолитесь, чтобы уберечь меня от опасностей, болезней и прочих напастей, а еще — от выпавшей мне злой кары и ужаса жить отныне без вас и уже никогда не быть счастливым.

Матилда, обещаю, что от меня вы никогда не узнаете, чем были для меня дни, месяцы и годы этой ссылки, что ожидает меня. Вы не узнаете о моих страданиях, слезах и разочарованиях. Из уважения к вам я буду сохранять эту непреодолимую дистанцию, которая установилась между нами. Нам не стоит обманываться, не стоит и мне обманывать вас: из Сан-Томе нет пути назад. Молитесь за меня и за то, что, может быть, любите во мне. Будьте счастливы.

Прощайте навсегда,

Луиш».

После этого все пошло настолько быстро, дни были настолько наполненными, насколько это может быть у человека, который за два месяца должен привести все в порядок, попрощаться со всеми и всесторонне подготовиться к предстоящей ему новой жизни. Луиш-Бернарду попросил о приеме у графа де-Арнозу, которому он сообщил о том, что принимает предложение короля. Два дня спустя новость о его назначении появилась во всех газетах, в сопровождении краткой биографии, а в одном случае, в «Колониальной газете», даже с комментарием, ни хорошим, ни плохим. В нем говорилось, что будущему губернатору не хватает опыта практической работы, отмечались его идеи и суждения об управлении заморскими провинциями, которые, при разумном и взвешенном применении, могли бы послужить делу процветания колонии и интересам Португалии. Он был принят рядом министров, включая министра по заморским территориям, министром иностранных дел, а также — министром обороны, учитывая тот факт, что под юрисдикцией Сан-Томе и Принсипи находился также форт Сан-Жуан Батишта де-Ажуда [19].