Школа стукачей - Винсент Килпастор Страница 23

Юра возвращается порожняком. Долбаный перестраховчик.

— Сейчас, сейчас принесут, пара минут.

Это разряжает атмосферу. Юра, тем временем, достаёт целлофанчик с какой-то коричневой желеобразной хуйней. Мажет её на столовую ложку, прыскает туда шприцом воды и начинает греть над газом кишащей брызгливыми во все стороны тараканами плиты.

— Приляпаетесь пацаны?

— Чего?

— Примажетесь, спрашиваю?

— Нам бы анаши, анаши, Юра. Мы не «Примазываемся».

— Сами смотрите, да. Дело хозяйское…

Он выбирает из ложки водицу цвета крепкого чая, и начинает перетягивать оранжевым медицинским жгутом волосатую руку. «Нина» — написано на руке у самого локтя.

В этот момент на кухню входит женщина. Если судить по давно нестираному халату и наглым глазам, Юрина жена. Лучшая половина.

Повелительница грёз.

— Юрка, сука, только два часа прошло! Нахуя так дозу взвинчиваешь? Без меня тут один сам-на-сам двигаешься! Скотина неблагодарная!

Она строчила бы обвинения ещё с полчаса, если бы Юра не перебил тихим, удавьим голосом:

— Принесла?

— Принесла. Вот.

— Отдай пацанам.

Юра, наконец, попал в вену, ввел в нее «чай», и со вздохом откинулся к стене, закрыв глаза.

— С Новым Годом, пацанчики…

В голосе жены сквозит презрение:

— Скот.

— А сильный ваще кайф?

Жена оборачивается ко мне.

— Капитальный. Лучше чем секс. Хочешь треснуться?

— А другого способа, без шприца, нет? Иголки, спид — мрачная хуйня.

— Ну, ещё сожрать можно. «На кишку». Или в чай заварить.

Просто в жилу оно экономнее, да и позабористей будет. А вам мужикам ваще лафа — хрен стоит по пять часов. Я только за это моему Юрке разрешаю тюхаться.

— А на двоих сколько стоит? Сколько нам надо захуярить, чтоб хуй стоял всю ночь?

* * *

«Совсем обнаглели гандоны, всех, сука, под раскрутку запущу, пидорасня!». У Бибикова совсем не срослись деловые переговоры с барыгами папской промзоны.

У Булгакова — такая же история. Кто-то развёл руками — завязал мол, кто-то послал подальше, кто-то даже взялся за заточку. Планировать стукачевский бляцкриг одно, а вот вытянуть проект на деле, совсем другое.

Проще говоря — нас послали нахуй. Все центровые барыги промзоны. Про Мутана вообще молчу, к нему они даже не ходили. Там броня бронетанковая.

Мы в ярости. Оторвались от земли, размечтались. Мы ведь можем их всех порвать. Или нет? Или вся наша тайная власть — полная хуйня?

Такой был красивый план! И главное — всем было бы хорошо! Что делать теперь?

Проводим оперативный консилиум. Булка не из тех, кто легко сдаётся.

— Следить за каждым их шагом, кто приходит, кто уходит, что жрут, с кем трут, всю хуйню! Ёбнем их, это железно. Перед Новым годом движение будет плотное. Жадность барыжная не даст им погасится в сезон. — Выпасем их, сработает стопудово, но это по времени займёт как раз месяц. Отпадает.

— А что если их на промку не выведу завтра? Пусть посидят в жилой, пожрут баландачки, жопу отморозят на двух проверках, глядишь станут сговорчивей! Дадим знать, кто тут картишки тасует.

— Как это ты их не выведешь?

— Да карточки их личные спрячу в нарядной. Не выйдут карточки на перекличке, надзоры хуй выпустят с жилой. Порядок такой. Карточка, это как делюга на этапе — едет вместе с пассижиром.

— Нет. Хуйня. Один день погоды не сделает. Не успеют горя хлебнуть. Да и пожаловаться смогут мастерам с промки.

— Ну, тогда совсем выкину карточки нахуй! Пару дней их будут искать, потом пару дней по-новой фоткать и делать дубликаты. Всего дней пять. Это уже срок.

— О! Это их встряхнет, хуеплетов. Здорово будет если и Дядя выдернет к себе по очереди и наедет. Типа смотрите мол, пусть весело будет на праздники, но безприкольно.

— Ага, пусть скажет им чтоб нам анашу отдали, мудак ты Бибик! Иди, почеши-ка мне яйца.

— Значит, просто намекнёт сотрудничать с нами. Это и его не подставит, и нам руки развяжет. Не станут сговорчивее — опять их карточки — в дальняк — рраз! Классный способ вымогательства, ты Шурик, талант, не в последний раз чалишься, поверь моему слову!

— Типун тебе на жопу, булкотряс несчастный!

Ладно. Ты поняла, Шура, о чем с Дядей сегодня перетирать будешь? Ну так огонь! Наше дело — правое. Враг будет разбит. Победа после обеда будет за нами.

Простите, я вас тут сейчас опасной пакостью собираюсь угостить, так что немного некоторой википедиевщины и подписка о неразглашении — обязательны.

«Первый серьёзный и легальный бизнес на наркотиках опиумной группы, самых, по моему мнению, опасных, аж в 1773 году, начала всем известная британская Ост-Индская компания, влиятельнейшая акционерная структура, напрямую связанная с королевским двором и, соответственно английским спецслужбами.

Эта та самая компания, которая в Британской империи зачастую выполняла функцию оккупационного аппарата в колониях. Добившись от китайских властей разрешения, с 1773 года она начала ввоз опиума собственного(!) производства в Китай. Именно Ост-Индская торговая компания оплатила работу исследователей-селекционеров, и во второй половине XVIII века в Бенгалии вывели специальный сорт опийного мака (Papaver somniferum), что положило начало целенаправленному его культивированию и промышленной переработке. Особенно хорошо прижился этот сорт в ещё одной колонии — Афганистане.

США первая волна опиумно-морфиновой наркомании захлестнула именно тогда, когда для работ по прокладке железных дорог китайские кули стали прибывать в страну огромными массами. Неграм дали свободу и они обленились. Пришлось импортировать китайцев.

Очень скоро члены тайных обществ, прибывших вместе с кули, во всех крупных городах США открыли легальные курильни.

Законов, запрещавших употреблять опиум и другие наркотики, тогда ещё не было, и подвоз «товара» был налажен совершенно открыто — через таможни США ежегодно ввозилось 102,5 тонн опиума.

Знаменитый русский учёный и путешественник Миклухо-Маклай во время поездок по Азии в Гонконге посетил опиумокурильню и, в порядке эксперимента над собой, попробовал курить опий. Свои ощущения он описал в очерке, опубликованном в России.

«Во время курения опия, — писал Миклухо-Маклай, — зрение и слух притупляются. Никаких видений, галлюцинаций и прочего в этом роде я не испытал. Деятельность мозга затухает, ход мыслей становится медленным и тяжёлым, память застывает, и, в конце концов, ты ни о чем не думаешь. После того как выкуришь достаточное количество опиума, ты впадаешь в состояние глубокого покоя: это состояние в высшей степени своеобразно. Появляется чувство полнейшего довольства — абсолютно ничего не желаешь, ни на что не обращаешь внимания, ни о чем не думаешь, не желаешь и становишься близок к тому, что теряешь собственное Я. Это чувство покоя и ничегонежелания столь притягательно и приятно, что хотелось бы никогда не выходить из этого состояния.