Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер Страница 23

Номер 72. Джеймс Солтер. Сжигая дни (1997)

Считается, что нам глубоко наплевать на то, как живут другие, и я открою вам один секрет: это чистая правда. Жизнь 86-летнего американца Джеймса Солтера, бывшего военного летчика, a priori не может представлять для нас никакого интереса, не говоря уже о том, что нас с души воротит от писателей, которым неймется рассказать нам свою биографию: когда и в котором часу родился, чем занимались родители и как их звали, ну и прочая скукотень в духе Дэвида Копперфилда. Когда Бальзак заявил, что хотел «составить конкуренцию гражданскому состоянию», он вовсе не имел в виду, что намеревается заполнить анкету для ЗАГСа. Кроме того, далеко не каждый — Шатобриан. К счастью, Джеймс Солтер — не каждый. Похоже, ему на свою жизнь плевать не меньше, чем нам, и в его мемуарах нет ничего железобетонного. Все, к чему он стремится, — это припомнить некоторые мимолетные ощущения, полузабытые разговоры, ничем не завершившиеся интрижки. Свое прошлое он обходит, как слишком большой музей, не задерживаясь надолго возле того или иного экспоната. О, это мы гуляем с моим разорившимся отцом, и он напевает «Очи черные». А это война в Корее. Гляди-ка, а это Джек Керуак на футбольном поле. Я вам не рассказывал про эту женщину? Я был в нее влюблен, а она про это не знала. Которая из них? Да их столько было…

«Сжигая дни» — не автобиография, а скорее собрание диапозитивов, которые рассматриваешь, сидя в гостях у американского друга: картинки сменяют друг друга на пожелтевшей простыне — запечатленные мгновенья, летучие, эфемерные, отрывочные наброски… Жизнь проходит так быстро. Читается она тоже быстро. Подобно Саган в «С наилучшими воспоминаниями», Солтер скользит по поверхности своего существования и перечисляет встречи, сыгравшие важную роль в его жизни; он пишет книгу, которую не успел написать Фицджеральд, потому что слишком рано умер. Когда я был подростком — вообще-то я и сегодня все еще подросток, но ладно, замнем для ясности, — так вот, я тогда мечтал умереть в 30 лет. Сегодня мне 45, и я хочу жить долго, как Солтер, чтобы иметь возможность переосмыслить свою жизнь, перелистать ее с печальной нежностью, как листают альбом семейных фотографий, отпуская притворно насмешливые комментарии. Следовательно, «Сжигая дни» — это книга, которая отнимает у вас желание умереть молодым: «…на всех места не хватит. Остаются поколения, что набегают друг за другом подобно приливу, остаются годы, наполненные туманом и пеной, но и их смывает волной. Вот это мы и получаем в наследство, живя в городах». (Попутно благословим божественный перевод Филиппа Гарнье.)

Ну да, всем нам хотелось бы вслед за Джеймсом Солтером или его соотечественником и коллегой по перу Чарльзом Симмонсом стать красивыми стариками, а не постаревшими красавцами. Просто сесть в измятом костюме, закрыть глаза и припомнить всю свою жизнь, то тут, то там подбирая счастливые моменты, оправдывающие наше пребывание на этой земле. О, ничего особенного, просто «любовница итальянка, вся из себя, которая не раздумывая прыгала в самолет и моталась за мной по всему миру», просто всякие пустяки, например изумрудные глаза Лары Мишели или осенний вечер в женевском кафе «Солей»… Кто-то сказал: культура — это то, что останется, когда все забудется. Вранье. Но это лучшее определение счастья. Потому что счастье — это и есть все те мелочи, которые приходят на ум, когда не думаешь ни о чем.

//- Биография Джеймса Солтера — //

Чтобы рассказать свою жизнь, Джеймс Солтер накатал книгу в 439 страниц, а вы хотите, чтобы я изложил вам ее в десяти строках? Да что я вам, Википедия, что ли? Ну да, я могу сообщить, что Джеймс Солтер родился в 1925 году в Нью-Йорке, был летчиком-истребителем, бросил армию и засел писать сценарии и романы; в числе лучших из них — «Спорт и времяпрепровождение» («A Sport and a Pastime»; история его любви к одной француженке) и «Светлые годы» («Light Years», его собственная «Ночь нежна»). Что до прочего, читайте «Сжигая дни» («Burning the Days»). И вы не пожалеете, и Солтер никогда не умрет.

На обложке помещена фотография Неда Рорема в исполнении Анри Картье-Брессона: ни дать ни взять Леклезио. Однако стоит открыть «Парижский дневник», как понимаешь, что здесь нет ни пустынь, ни Нью-Мехико, ни бедных молоденьких эмигранток, ни индейских искателей золота. Физическое сходство не гарантирует литературной близости: будь иначе, я бы веселил вас не хуже знаменитого комика Пьера Пальмада. Нед Рорем — американец, который живет в Париже и ведет дневник, но, в отличие от Хемингуэя, делает это без выпячивания экзотики и без снисходительности. Это Миллер в обличье гея, вернее сказать, Трумен Капоте, задержавшийся в Париже на более долгий срок, или мужская вариация Ширли Голдфарб. Эта книга, написанная великолепным языком, как ни одна другая, впитала в себя дух 1950-х и воссоздала его на своих страницах. Неисправимый пьяница, профессиональный подлиза, безбашенный совратитель, смирившийся гордец, неискренний скромник, подлинный карьерист и самовлюбленный эрудит — Рорем обладает всеми качествами, необходимыми автору дневника. От него была без ума Мари-Лора де Ноай. Джулиан Грин подарил ему Библию, приобретенную в книжном магазине Галиньяни. Он встречался с Пикассо, Дали, Жаном Кокто и Жаном Маре, Полем Элюаром, Борисом Кохно, Кристианом Диором, Алисой Б. Токлас, Маном Рэем, Бальтюсом и Сесилом Битоном. Все это происходило пятьдесят лет назад. Что изменилось с тех пор? Сегодня он в лучшем случае познакомился бы с Пьером Берже, Карлом Лагерфельдом и Франсуа-Мари Банье; в худшем — с Лораном Рюкье, Амандой Лир и Орландо. Время другое.

Чтение личных дневников Неда Рорема таит в себе массу преимуществ: вы можете отложить их и почитать что-нибудь еще, а потом, когда другое надоест, вернуться к ним снова. Можно пропустить пассажи с перечислением имен знаменитостей из мира музыки, не утеряв нити повествования, напоминающего увлекательные сплетни. Но главное, у вас реально возникает ощущение, что вы перенеслись в 1951 год, — ощущение гораздо более сильное, чем при чтении романа, действие которого разворачивается в 1951 году. Если бы герой романа встречался с Пикассо, Кокто, Грином и прочей публикой — кто б ему поверил? У Неда Рорема все это тоже выглядит недостоверно, вот только это правда. С каким восторгом я собираю с его страниц обильную жатву афоризмов! «Невозможно с успехом заниматься творчеством, не получая комплиментов»; «Раз уж мы вынуждены жить в клетке, я предпочитаю построить свою собственную»; «Любовь есть Безропотность, иначе говоря, несчастный случай, который нельзя отсрочить»; «Признание того факта, что ты идиот, не мешает тебе оставаться идиотом»; «Во Франции ссоры укрепляют любовь, в Америке — разрушают»; «Наши дарования — никакие не дарования, потому что мы слишком дорого за них платим»; «Разве не являются все художники помесью ребенка с виконтессой?». Впрочем, лучшая фраза в книге принадлежит не Неду Рорему, а поэту Джону Эшбери: «Если ты был счастлив в Париже, то больше не будешь счастлив нигде — даже в Париже». Вообще лучшие фразы — это те, которые не понимаешь до конца, но чувствуешь их глубинную правоту; они обращены не к нашему мозгу, а к нашей душе.

//- Биография Неда Рорема — //