Укусы рассвета - Тонино Бенаквиста Страница 24

Охранник поперхнулся и, опустив глаза, начал чистить себе ногти. Шофер сумел удержать руль, только притормозил на какой-то миг. Старик отвернулся от меня и сел, как положено, лицом к лобовому стеклу. А Бертран с преувеличенным интересом уставился на Сену.

— Я не буду рассказывать вам все подряд, час за часом, потому что на меня свалилось слишком много такого, что невозможно описать, эдакая психоделика, как будто я прожил за двое суток целый век и притом не здесь, а в каком-нибудь туннеле близ Рубе. Не думайте, что я брежу, это всего лишь флэш-бэк.

Впереди показалась церковь Жанны д'Арк. XIII округ Парижа.

— И среди всех моих глюков самый памятный — улыбка чудовища с длинными острыми клыками, которые отхватили у меня кусок шеи.

Старик вне себя резко развернулся ко мне.

— Ну хватит идиотничать, что вы там несете? Прекратите ваши…

Конец фразы застрял у него в горле, потому что я расстегнул ворот рубашки и он увидел мою шею.

Пауза. Шофер зыркнул на меня в зеркальце заднего вида. Охранник ретиво принялся за ногти другой руки.

— Какая сволочь на тебя напала? — испуганно пролепетал Бертран.

Эта фраза вызвала у меня улыбку — я произнес почти такую же год назад, в ситуации, чем-то похожей на сегодняшнюю. Удивительное совпадение перекрестков, кошмаров, отклонений. Вечеринка в Сен-Реми-ле-Шеврёз. Виски — хоть залейся, барбекю, бассейн и сауна, где я, надравшись в дым, отмокал чуть ли не целую ночь, перед тем как рухнуть на капот машины Жан-Марка, который отвез меня в столицу. Бертран вернулся только через два дня. Перед тем как мы расстались, в последний раз я видел его, когда он запирался вместе с двумя хорошенькими малютками в единственной ванной с унитазом, преисполненный твердой решимости устроить там сеанс водной групповухи. Позже он рассказал мне конец этой истории: сотня переполненных мочевых пузырей, рычащие страдальцы, его упорный отказ впустить их в туалет, выбитая дверь и в результате изодранная и покрытая синяками грудь Бертрана. Эх, хорошее было времечко!

— Да отвечай же, мать твою! Какой гад это сделал?

— Не гад, а гадина. Это девица. Сумасшедшая, которая во всем подражает Джордану, особенно в искусстве кусаться.

— Кусаться? — взревел старик.

— Вот именно. И я сильно подозреваю, что он-то ее и подослал, чтобы отвадить меня от розысков. Я задавал слишком много вопросов в том ресторане, а потом, как последний дурак, решил, что она… И я до сих пор не знаю, какую отраву она подлила мне в выпивку. Знаю лишь одно: это было только предупреждение. А вот вы еще не знаете, что ваши частные ищейки и я угодили в одно и то же дерьмо, потому что никто не способен выследить Джордана. Это невозможно.

— Почему?

— Знаю, что вы сочтете меня невменяемым, но как, по-вашему, называются те нелюди, которые появляются лишь ночью и исчезают на заре? Существа, у которых нет отражения и которые могут принимать любой облик. Которые приходят из царства мертвых, чтобы питаться кровью живых. По-моему, угадать нетрудно.

Мы проехали мимо Пантеона.

Охранник уже почистил все что мог. Теперь он взялся ковырять багровый прыщ на тыльной стороне руки.

Машина обогнула Люксембургский сад. Я осторожно откинулся назад и прижался затылком к подголовнику, укрываясь от бьющих в стекло солнечных лучей. И, глубоко вздохнув, сказал:

— Слушайте, босс, если вы хотите, чтобы вам пустили кровь, я, конечно, не могу этому помешать. Впрочем, уже слишком поздно, мне все равно больше не будет покоя. Лучше бы я остался под замком и позволил действовать Бертрану. Он всегда справлялся с вампирами лучше меня.

— Перестань дурить, Антуан!

— Друг мой, именно этим я и займусь в самое ближайшее время — перестану дурить. А ты отправишься разбираться с Дракулой. Лично я пас.

Бертран не отвечает. Странное молчание. Я продолжаю ерничать — что же мне еще остается.

— Господа, я весь ваш. Заготовьте мне маленький уютный гробик или столь же уютный карцер, любую жратву без чеснока, и — встретимся через сорок восемь часов!

Кажется, после этих слов я еще и хихикнул. Наступило совсем уж долгое молчание, справа проплыл Новый мост. Жжение в ране, ломота в костях и долбящая боль в голове все еще не утихали. Но мне стало куда легче переносить все это с той минуты, как я заткнул пасть троим своим попутчикам. Вот только привыкнуть бы еще к проклятому солнцу…

Охранник застыл в нервном ожидании, устремив взор на затылок шефа. И вдруг я услышал глухие рыдания. Сперва я не поверил собственным ушам и только через минуту осознал, что это скулит старик. Он повернулся ко мне с мокрыми глазами и прошептал:

— Я верю вам, Антуан. Я вам верю.

Он не мог сдержать слезы, и это совершенно сбило меня с толку. А от его слов «я вам верю, Антуан» я вообще остолбенел.

Охранник потупился, не в силах перенести это зрелище.

Старик попросил:

— Расскажите мне о ней…

— О вампире в юбке? Красотка, шлюха, психопатка, рабыня Джордана, да что я знаю! Если я встречу ее еще раз, я ее съем. У меня от одних воспоминаний клыки вырастают.

И, помолчав, я добавил, неожиданно для себя самого:

— Поймите же, от этого укуса мне уже никогда не опомниться.

Улица Риволи. Тюильри. Аттракционы, карусель.

А у меня в перспективе мрачная камера с соломенной подстилкой, и это прекрасно! Скорее бы познакомиться с крысой, которой я с радостью уступлю свою хлебную корку. Скорее бы оказаться под надежным присмотром тюремщиков, что будут охранять мой сон. И я буду сидеть там, паинька-паинькой, в тишине и безопасности, вдали от жизненных бурь, в приятном одиночестве, потихоньку восстанавливая утраченное здоровье. И счастливый донельзя, что никому я не нужен. Но все равно наступит день, когда я повстречаю ту веснушчатую психопатку и ткну ее носом в зеркало — пускай увидит там подлую шлюху, каковой она и является, — а потом заставлю ее сказать, что она со мной сделала, и если она что-то там забрала у меня, пусть вернет, а если чем-то наградила, пусть возьмет обратно, а потом я ей вобью в глотку распятие и сожру ее живьем, сожру всю, с потрохами, как настоящий вампир, или оборотень, или фантом, или каннибал, в общем, я им устрою такую фантасмагорию, о какой они и не мечтали, я им отравлю ночь-заступницу, я их заставлю понюхать чесночку, этих носферату гребаных, я им покажу «Дракулу против Халявщика», а ее, эту зомби в юбке, я проткну острым колом насквозь, до самого сердца, и оставлю гнить на ярком солнце. Мне терять нечего, мне теперь все по барабану, отныне я принадлежу к миру живых мертвецов.

Машина свернула к Вандомской площади.

— Слушайте, вы ведь не собираетесь возить нас по этому чертову Парижу до самой ночи? Мне нужно сказать Бертрану пару-тройку слов, чтобы передать эстафету, так он потеряет меньше времени и наберется побольше гемоглобина. Ничего существенного, но все же некий план на сегодняшний вечер, это позволит ему выиграть несколько часов.