Кромешник - О'Санчес Страница 24

– Ты нравишься мне, Тони. Но мне кажется, что тебе не хватает друга, старшего брата, что ли, наставника, который мог бы уберечь тебя от неосторожных поступков, так свойственных молодости, помочь найти свою дорогу в жизни… Если тебе ещё не надоели нравоучения старика, вспоминай иногда обо мне, может, и я когда-нибудь смогу оказаться тебе полезным.

– Мне очень лестно, дон Паоло, что вы заметили меня и не очень строго осудили мои недостатки. Я постараюсь исправить их и сделать все, чтобы не потерять вашего расположения. Я был бы счастлив во всем следовать советам человека такого ума и такого сердца, как вы, дон Паоло!

Он взял протянутую для прощания руку дона Паоло в свои руки, склонился над квадратной ладонью и поцеловал перстень, надетый на безымянный палец. От пальцев густо разило чесноком. В комнате воцарилось напряжённое молчание.

– Ты скор… но умен, мой мальчик. Со временем, быть может, ты станешь одним из любимых моих сыновей… Я рад, что не ошибся в тебе…

Ты выбрал свой путь, и очень надолго. Я не говорю – навсегда, потому что все мы смертны, но сколько бы ни отпустил нам Господь, все мы будем идти вместе…

Мы живём в конце двадцатого столетия и не будем цепляться за бумажные образки, не будем резать пальцы. В наше быстротечное время важна суть вещей и не так уж необходимо соблюдение архаических форм. Мои друзья отныне и твои друзья, Тони!

Дон Паоло прижал его к своей потной груди и расцеловал в обе щеки. Были они почти одного роста, только Гекатор пуда на три полегче. Остальные присутствующие как по команде выстроились за доном Паоло и поочерёдно обнимали его, улыбаясь и поздравляя, кто сдержанно, кто горячо…

– А теперь – спокойной ночи, синьоры, спокойной ночи, Тони. Нам всем необходим отдых. Может быть, завтра тебя переведут в другую камеру, получше и поближе ко мне. А там, Бог даст, посмотрим, что можно для тебя сделать. Я думаю – так и будет, если я и мои слова ещё имеют вес в этом монастыре…

– Не сомневайся, Тони, имеют! – воскликнул длинноусый. – Дон Паоло весит куда больше девяноста килограммов!

Камера взорвалась восхищённым хохотом: все были в полном восторге от великолепной остроты длинноусого. Дон нахмурился, напряг было губы, но не выдержал и тоже расплылся в улыбке. Гек лихорадочно пытался понять смысл чисто сицилийской шутки, на всякий случай тоже улыбнулся, но рта не раскрыл.

Звякнул ключ, щёлкнул замок, раскрылась дверь: на пороге стоял тот же надзиратель. Он поклонился дону Паоло и кивнул Геку… Они шли в полном молчании. Гулко звучали шаги в тёмных коридорах, на всем пути никто не попался им навстречу. Как будут расходиться остальные гости дона Паоло, Гекатор не знал, – видимо, их разведут аналогичным образом. А может, они уже сами дорогу знают.

Гек готов был поклясться, что длинноусого и ещё одного он никогда в тюрьме не встречал. С воли они приходят, что ли? Мрачная атмосфера ночной тюрьмы усугубляла чувство нехорошей озабоченности, даже тревоги. Гек был взвинчен и подавлен одновременно. Он многого ждал от этого долгожданного вечера, но чтобы вот так, с ходу, никого не зная «официально», войти в сицилийскую «семью»? Уж очень все это неожиданно и непонятно…

Гек ощущал себя тряпичной куклой-петрушкой, куда всякий волен сунуть свою грязную руку и вертеть им как вздумается… Идти в неизвестность – страшно, а остановиться и свернуть – ещё страшнее. Да и куда сворачивать – знать бы?

Дождик! К нам иди!…

Нет ему угомону:

Сбежал куда-то…

– Паолино, ради всего святого, побереги себя! Нельзя же думать только о других. Всем известно, какое у тебя отзывчивое сердце, – а о том, как оно болит, знаю только я… Ты и кофе пьёшь без меры, да ещё и на ночь, я просто убеждена в этом… Твои адвокаты думают о чем угодно, только не о тебе. Ты и так уже похудел и осунулся…

Дон Паоло вспомнил вдруг причитания своей дражайшей половины и невесело рассмеялся. Да, годы уходят безвозвратно, и ему уже давным-давно не двадцать лет.

А ведь было, было время, оно есть – только протереть глаза, оглянуться порезче… эх… И Стефания была совсем другой – звонкая, быстрая, как птичка, не ела – поклевывала… И сам-то он потный и лысый… И старый… Если бы только кофе на ночь… Да со всеми этими заботами – и со снотворным попробуй усни!

Если адвокаты не исхитрятся как-нибудь особенно ловко, сидеть ему ещё год, четыре месяца и два дня. А дела за воротами – чем дальше, тем туже. Из Корлеоне в прошлом году передали крайне неприятную весть: его близкий друг получил пожизненное заключение. Пять лет он успешно скрывался по всей Италии, то здесь, то на севере, – и кто-то предал… Лопнул банк, один из крупнейших. Друзья с обоих побережий потеряли массу денег и хорошо отлаженный канал их перекачки. В Бабилоне смута – ничего не понять, кто виноват? А здесь всякие там Риези наглеют на глазах… И проблемы эти безразмерные поднимутся в полный рост, как только он выберется отсюда. Молодёжь теряет уважение к старшим, особенно в больших городах. Да и собственные сыновья, чего уж душой кривить, мягкотелы и не шибко сообразительны. Все им легко достаётся за отцовской спиной, вот они и думают о бабах да машинах, а не о делах, словно он вечен…

А этот Тони совсем неплох. Резв чересчур и бездушен. И необразован, но разве не вся молодёжь такова? Зато по-хорошему смел и умен. Традиции чтит, не болтун… В парне чувствуются и сила, и характер: когда-нибудь он мог бы стать доном… Но он им не станет, нет. Сицилия кишит предателями и доносчиками, чтобы здесь жить и добиваться высот – нужны верные, беззаветно свои люди. Это вопрос крови, деньгами и страхом всего не решить. Но это и неплохо. Он будет служить и не помышлять о предательстве, ибо человек без роду и племени, сицилиец наполовину, принятый в семью через головы и недовольное урчание других, только в нем, в доне Паоло, сможет обрести опору и защиту. А если с ним что и случится, то потеря невелика – никто не взыщет…

Где-то в октябре дон Паоло пригласил Гека на партию в шашки. К тому времени Чичероне освободился по звонку, и его место в свите дона Паоло занял Гек. В силу своего нового положения он не был только мальчиком на побегушках, как Чичероне; скорее он находился на положении любящего племянника, ухаживающего за пожилым богатым дядюшкой. Ничего криминального ему не поручали. Но зато каждый вечер Гек обязан был рассказывать дону о тюремных новостях, о судьбах и характерах заключённых, об их проблемах, чаяниях и всем таком прочем. Он был крайне любопытен и всегда очень внимательно слушал Гекатора. А Гекатору для этого приходилось поступать поперёк себя: часами выслушивать нудные излияния собеседников, мечтающих заручиться сочувствием дона, изображать из себя рубаху-парня, собирать слухи и доносы, да при этом помалкивать самому, что, кстати, получалось у Гека проще всего. А вечером наоборот: дон в основном слушал, а Гек молотил без умолку, безуспешно пытаясь угадать, что из рассказанного пригодится дону, а что пройдёт мимо ушей. Дон прилично играл в шашки, легко побеждая окружающих, но на Геке нарвался: тот обыграл его одиннадцать раз подряд при девяти ничьих. Дону даже не удалось размочить результат. Злоба и гнев бушевали в изношенном стариковском сердце, однако он не дал воли своим эмоциям: объективно Тони не виноват – душой не кривил, не подлаживался и не поддавался, чтобы угодить своему патрону. С той поры повелось у них играть не больше одной партии, причём в поддавки, где Гек был не сильнее дона Паоло.