На все четыре стороны - Адриан Антони Гилл Страница 24

Одна из причин социального уродства Японии – ее религия. Сначала у них был синтоизм. Если сравнить религии с автомобилями, синтоизм можно уподобить деревянной тачке на двух колесах. Это типичный первобытный анимизм: поклонение предкам, гоблины и привидения, духи скал и деревьев. В синтоизме отсутствуют даже зачатки теологии. Он объявил императора божеством, потомком Солнца. Потом к нему привился буддизм, но не той разновидности: не симпатичная ламаистская ветвь, а дзэн, пришедший через Китай. Выморочная эстетика дзэна достигла таких высот, что никто уже не понимает, в чем его суть. Ко всему этому японцы добавили еще и конфуцианство. Говорят, что плохой философии не бывает, поскольку, опускаясь ниже определенного уровня, философия вообще перестает быть таковой. Конфуцианство – то самое исключение, которое подтверждает правило. Это убогая философия, рассчитанная на непритязательного массового потребителя. Вкупе с даосизмом она служила удобным оправданием для самураев, освобождая их от всякого труда и ответственности. Современные японцы рождаются по-синтоистски, женятся по-христиански, справляют похороны по-буддийски, а работают на «Мазде». В результате они верят во все и не верят ни во что. В японской религии нет утешения, там нет спасения и искупления грехов, надежды и поддержки, а самое главное – нет понятия личности. Вот почему японцы так любят собираться в толпы. Японец в одиночестве не сознает, что он существует, – это лишь жалкая статичная молекула корпоративной лояльности и сыновнего долга. Я не знаю другой страны с такими бедными духовными возможностями. Эта унылая смешанная теология засушила Японию, превратив ее в чахлую карликовую сосенку с подрезанными корнями.

В Киото находится самый знаменитый в мире сад камней – вершина дзэнского искусства, пятнадцать булыжников на расчесанной граблями белой гальке. Полагается сидеть около него и размышлять. Неизвестно, кто его сделал и зачем, однако он чрезвычайно эстетичен и вызывающе смехотворен. Прошу прощения, но это смахивает на злую шутку – новый сад императора, устроенный по принципу нового платья короля. Куча строительных отходов шестнадцатого века. Ну конечно, конечно, я ничего не понимаю, где уж мне, дураку. Меня постоянно упрекают в толстокожести и объясняют, что я просто не в силах осознать всю прелесть этого тончайшего мышиного писка японской культуры. Из всех стран мира только Япония имеет привычку прятаться за бумажной перегородкой культурного аристократизма, но если вспомнить, что ее жители соорудили всю свою цивилизацию из обносков других народов, такое поведение выглядит не слишком обоснованным. Почти все разговоры о японской культурной утонченности на поверку оказываются чушью. Театр кабуки не многим лучше пломбировки зубных каналов у неопытного врача. Трехструнная гитара могла бы занять достойное место в кошачьем ансамбле. Японское искусство составления букетов – не более чем составление букетов. Архитектура у них китайская, так же как и одежда, палочки, письменность и т. д. Самураи были бандитами в юбках и с дурацкими стрижками, а стихи хокку – те же лимерики, только не смешные. Ну да, они настолько эстетически совершенны, что один мастер хокку сумел написать их двадцать три тысячи за двадцать четыре часа, включая перлы вроде «Старый пруд, прыгнула лягушка, всплеск воды». Замечательно.

А гейши! В деревянном старом городе Киото с фотоаппаратами наготове дежурят сотни японских туристов. Если событие в Японии не попало на пленку, его все равно что не было. В Киото приезжают семь миллионов туристов ежегодно, и 90 процентов из них – местные. Приятно обнаружить, что даже у себя на родине они путешествуют кучками и таращатся на все вокруг с глуповатым, по-деревенски ошарашенным видом. Они ждут, чтобы увидеть, как в чайный домик проскользнет гейша. Раньше в Киото было двадцать тысяч гейш; теперь их едва ли наберется две сотни. Они вылезают из лимузинов, кланяются и семенят дальше во всем блеске своей чопорной экстравагантной абсурдности. Цель жизни гейши состоит в том, чтобы угождать богатым пьяным мужчинам.

Только очень-очень богатый человек может позволить себе гейшу. Рядовые трудяги только грезят о них. Обученные гейши с волосами, уложенными на затылке в форме вагины, цокают по дорожке и улыбаются – из-за набеленных лиц их зубы кажутся желтоватыми, как вишневые косточки. Искусство гейши заключается в том, чтобы наливать выпивку, хихикать, прикрывшись ладошкой, говорить мужчинам, какие они красивые, сильные и интересные, слушать хвастливую ложь и ни в коем случае не проявлять никаких других эмоций, кроме восхищения. Иногда, за круглую сумму наличными, некоторые из них отдаются своим клиентам. Конечно, у нас дома тоже есть гейши – мы называем их официантками.

Потом, есть еще дорожное движение, а точнее, стояние – пресловутые скопища миллионов водителей, которые по-дзэнски парадоксально никуда не перемещаются. Естественно, все машины японские, хоть и не тех марок, какие мы привыкли видеть на Западе. Странные громыхающие бесформенные штуковины ярких аляповатых расцветок с салфеточками на подголовниках. У автомобильных парковок, помахивая жезлами, слоняются десятки людей в белых перчатках и мундирах руританских [30]адмиралов. Они выглядят как отставные президенты компаний, и многие из них действительно были раньше крупными администраторами. Япония имеет систему социального обеспечения в стиле бонсай, опирающуюся на практику найма компаниями лишних сотрудников за микроскопическую плату в целях сокрытия безработицы. Пенсионеры совершают харакири чаще всех остальных, исключая разве что школьников. В стране, где не умеют ценить отдельную личность, люди черпают самоуважение лишь в своей принадлежности к фирме. Знакомый японец сказал мне, что я пойму его соотечественников, если осознаю один факт: вся их культура держится на стыде. У нас на Западе успех выполняет роль пряника. В Японии есть только кнут – боязнь провала и остракизма. Это не просто игра словами, а кардинальное, мировоззренческое различие. Западные предприниматели, пытающиеся наладить здесь свой бизнес, жалуются на патологическую уклончивость местных коллег. Японцы месяцами ведут переговоры, не отвечая ни да, ни нет. Никто не хочет рисковать, потому что провал означает бесповоротный конец карьеры. Решения рождаются сами из всеобщей пассивности. В Японии таинственным образом уживаются жесткая иерархичность и псевдодемократическое бесправие. Неудивительно, что алкоголизм стал здесь настоящим бедствием; пьянство не социальная проблема, а социальный атрибут подавленного и растерянного мужского сообщества.

Многих западных жителей перед поездкой в Токио пугает перспектива заблудиться среди сплошных иероглифов. Что ж, хроническое недоумение максимально приблизит вас к пониманию того, что значит быть японцем. Впрочем, пугаться не стоит: большинство токийских вывесок написаны по-английски. Однако сочиняли их те, кто не говорит на этом языке и не понимает его, так что они вас порядком позабавят. Вообще-то в Японии два письменных языка: картинки, позаимствованные у китайцев, и фонетический алфавит из своих загогулин. Очень разумно, что у них нет слова, обозначающего клаустрофобию (а еще, как мне объяснили, отсутствует туземное название для женского оргазма).

Секс – область, где странности японцев достигают своего пика. Для начала я хотел бы опровергнуть широко распространенное убеждение, что в Японии есть автоматы, торгующие испачканными трусиками школьниц. Это выдумка, но она вполне могла бы быть правдой – в ней нет ничего, идущего вразрез с японским национальным характером.