Низость - Хелен Уолш Страница 24

Постепенно город выходит из оцепенения. Свет близорук, он не уверен, какое из лиц показать первым. Потом, когда я возвращаюсь на Принцесс-авеню, солнце кровоточит над Собором, и новый день стремительно вступает в свои права. Фургон «Эхо» притормаживает на обочине, оттуда вылетает охапка утренних газет. Жизнь продолжается. Заход к Джеми канет во вчерашнем дне. Еще одна слезка капает из глаза, и вдруг я не выдерживаю. Я иду и реву, реву частыми, жестокими всхлипываниями. Не из-за прошлой ночи. Не из-за Джеми. Я плачу по чему-то иному. Я плачу по себе.

Милли

Топчусь у кабинета Кеннеди с больным горлом и сосущей пиздой. Мой разум дико мечется между бешеными извинениями, каковыми я собираюсь ошарашить ее, и унизительной беседой с доктором Али, состоявшейся сегодня утром.

— Хорошая новость, — сказал он, сверля меня взглядом поверх очков, — что мы вовремя это обнаружили. Это хорошо — мы исключили значительный потенциальный вред. Понимаете, часто, когда гонорея поражает горло или прямую кишку, она протекает бессимптомно…

— Гонорея? — бормочу я. Он поднимает ладонь.

— Плохая новость в том, что вторая проблема выглядит куда серьезней. Раздражения и припухлости в области вашего влагалища, судя по всему, представляют собой симптомы генитального герпеса. Его можно контролировать при помощи правильно подобранных кремов и адекватных лечебных мер, но он представляет собой венерическое заболевание, которое останется у вас на всю жизнь. Вам стоит подумать о том, чтобы сообщить это своему партнеру — или любому другому человеку, с которым вы решите вступить в половой контакт.

— Жизнь?

— Ну — и да и нет. Отнеситесь к этому, как чему-то вроде герпеса ротовой полости. Хотя некоторые живут с вирусом всю жизнь, у них может случиться не более одной-двух вспышек за все время.

— Ага, но когда раздражение пройдет, вы говорите, что я все равно смогу заражать людей?

— Людей, с которыми вы ведете половую жизнь — да. Я не знаю, что сказать ему. Я не знаю, что и думать.

— Печально, мисс Рейлли…

— Мисс О’Рейлли.

— Печально, мисс О’Рейлли, что вы подхватили эти заболевания — но в них нет угрозы для жизни. Их возможно контролировать при помощи правильно подобранных кремов и адекватных лечебных мер. Я назначу вам курс пенициллина от гонореи, для второго выпишу кое-какие крема и настои для ванн.

Но о чем вам действительно стоит подумать сейчас, так это о тех методах контрацепции, которыми вы пользовались, или, возможно, не пользовались.

Опустив голову, он выписывает рецепт. Он не в силах даже посмотреть на меня. Заработать клеймо сексуального прокаженного — само по себе ужасно, но наблюдать, как сообщающий о нем подавлен моим смущением — это уже перебор. Я таращу глаза на семейный портрет у него на столе. Доктор Али со своей краснощекой супругой и пятью жирными детишками; на всех застыла замороженная улыбка среднеклассового довольства. Готова поклясться своей жизнью, что за добродетельной оболочкой скрывается больной и испорченный человек. Я отлично изучила эту породу. «Яги» и «мерсы» на Хоуп-стрит. Доктора, юристы и банкиры. Грязные, нездоровые люди. Гордые мужья и гордые отцы. Ебаное двуличие во всем.

— Ваш партнер? Он в курсе ситуации?

Теперь он смотрит прямо на меня. Я открыто встречаю его взгляд.

— Она, — говорю я. Встаю и иду к его письменному столу, напустив на себя всю самоуверенность, что положена мне богом. Забираю у него рецепт и выхожу.

После такого я не знаю, смогу ли я реагировать на всю хуйню Кеннеди. Даже не знаю, хватит ли меня на то, чтобы врать ей. С непреклонной физиономией и карандашом, воткнутым в прическу, она неуклюже расползлась по своему столу. На секунду я топочусь в дверях, затем шагаю в кабинет. Спертый душок парфюма переспелой старой девы сжимает мне глотку.

— Присаживайся, Милли, — приглашает она, водружая себя обратно на стул и снимая очки. Я присаживаюсь, и джинсы впиваются в мою опухшую пизду. До сих пор поверить не могу — пожизненное наказание за один вшивый пьяный акт.

— Итак, ты знаешь, почему я попросила тебя пригласить, не так ли?

Я утвердительно вздыхаю. Она избегает моего пристального взгляда и фиксирует взор на листе бумаги, где наверху напечатано мое имя. Фамилия написана с ошибкой. Я думаю, стоит ли на это указать.

— Сейчас у нас идет шестая неделя семестра, и согласно твоему четвертному табелю успеваемости, ты посетила сорок семь процентов занятий и все свои эссе сдала с опозданием. А мистер Джексон до сих пор ждет от тебя работу, также как и я…

Я выключаю слух и плавно перевожу взгляд в окно, где свинцовое небо неистовствует над бетонной кляксой города. Вид отсюда, он ошеломляющий. Религиозный. Я спрашиваю себя, какая доля красоты этой перспективы никогда не была и не будет доступна Кеннеди и всем тем, кто страдает хуйней внизу на травке. Джеми, впрочем, Джеми засмотрелся бы на такое небо и на то, что в вышине. Он бы ощутил тот же самый пугающий шквал эмоций, что и я.

— Не могу не подчеркнуть, насколько это серьезно, Милли. Спад в качестве твоих работ сам по себе повод для беспокойства, но твоя посещаемость…

Она останавливается и вздыхает. Под слоем жира на подбородке у нее напрягается мышца.

— Каждый студент обязан иметь восемьдесят процентов посещаемости, в противном случае мы имеем полное право и вескую причину исключить его.

— Но вы хоть раз смотрели на это небо?

— Что? — ее голос суровеет. — Милли, можешь ли ты понять, что ты рискуешь быть вынужденной пройти этот курс по второму разу, и только тогда тебя допустят к экзаменам. И это весьма грустно… Я имею в виду, если посмотреть на твои прошлогодние оценки. У тебя был отличный результат 2:2, разве не так? Ты вполне могла идти на 2:1, судя по всему.

Еще один театральный вздох.

— …Мне неприятно делать это, но если ты не представишь справку от врача или любое другое убедительное объяснение твоим пропускам, тогда мне скоро придется поднять этот вопрос.

Я неохотно прерываю созерцание окна и гляжу прямо на нее. Она смотрится прямо как персонаж из «Народной Дружины» [5].

— Послушайте, — говорю я, сильно сощурившись. — Есть. Есть причина. — Я делаю паузу и прикусываю зубами нижнюю губу. — Произошла неприятная история, — я резко перевожу дух и обращаю к ней беспомощное лицо. Я не могу. Нет. Не Кеннеди.

— Я, хмм — перенесла насилие. Сексуальное.

— Милли?

Она подскакивает на стуле и опускается обратно, склоняясь ко мне, эта туша ужаса и тревоги.

— О господи боже мой! Милли, милая — ты уже, я имею в виду…?

— Я сообщила. Своему врачу, доктору Али, он меня уже осмотрел. Какие именно справки вам необходимы…