Искусство любовной войны - Марта Кетро Страница 24

Проигрывает та, которая не может придумать ни одного оправдания. Хотя я не представляю такую ситуацию.

— Почему он убил её?

— У них были очень страстные отношения!

А если подруги устали и не хотят больше в это играть, можно бесконечно развлекаться в одиночестве, сочиняя отмазки в традиции «дорогая, придумай что-нибудь сама». Он меня так хочет, что от избытка тестостерона сделался агрессивен. Он мною так восхищается, что комплексует и нервничает. Он меня так любит, что видеть не может — больно! + 30 баллов, молодец.

Это, конечно, фигура речи — у меня есть сказать гораздо больше, чем одно слово. Как выглядит мужская проницательность изнутри, легко представить по многочисленным образам гениальных детективов: цепкий взгляд искоса, прищур, быстрый, как кобра, анализ ситуации и ошеломляющий вывод. Как это выглядит снаружи, я вам расскажу на примере.

Мужчина и женщина мило беседуют, но в какой-то момент он начинает настойчиво развивать неприятную для неё тему. Как бы шутя повторяет обижающие её вещи, игнорируя реплики «нет, котик, пожалуйста, перестань». В конце концов она крысится и некоторое время лупит его веером по чувствительным местам самолюбия, потом сдаётся и затихает. И тут он задаёт изумительный вопрос: «Ты расстроилась?»

«Штирлиц насторожился! — констатирует она про себя, а вслух отвечает: — Всё в порядке». Потому что ну бесполезно же. А он произносит примерно следующее:

— О нет, я всё вижу. Когда спрашиваешь, нужно внимательно наблюдать за собеседником, в первые полсекунды он обязательно выдаёт честную реакцию. И ты криво улыбнулась!

В этот момент она обычно смотрит на него с интересным выражением лица. Если у них всё-таки любовь, она думает что-то вроде «мой простодушный котик» и говорит: «Боже, какой ты проницательный». Если же терпение её закончилось, она думает: «И-ди-от, я последние полчаса дала тебе столько сигналов своего недовольства, что и мёртвый бы встревожился». И она говорит: «Боже, какой ты проницательный».

И это ещё лучшие из них.

Недавно я была возмущена невниманием мужа и некоторое время ходила по дому, громко стуча пятками. И вдруг вспомнила себя приблизительно в четыре года; я тогда гневалась точно так же и была тяжёлая, как кирпич. И вот одним трудным вечером, когда жизнь стала особенно несправедливой, в дверь позвонили. Мама открыла. На пороге стоял наш сосед снизу, двухметровый дядька в красных спортивных штанах. Человек он был, в общем-то, вежливый, и потому сказал: «Я просто хотел посмотреть, кто может так топать». Мама пролепетала что-то про «ребёнка», и тут я — стуча пятками! — вышла из-за её юбки и уставилась на него снизу вверх, угрюмо выдвинув челюсть. Да, я доставала ему примерно до колена, но на мне тоже были красные штаны. Он минуту созерцал меня, а потом засмеялся и ушёл.

С тех пор я уверена, что главное оружие воина — свирепость. И красные штаны.

Но если судить по книжкам и киношкам, героизм различных народов имеет специфическую национальную окраску. Допустим, каких-нибудь янычаров принято представлять визжащими от ярости, их атака происходит на пике бешенства несколько истеричного свойства. Свирепость берсерка имеет грибную природу и окрашена безумием. Самурай всегда сохраняет внутри себя точку спокойствия и осознанности. Рыцари тоже казались довольно рассудочными воинами. А вот насчёт русского героизма у меня нет отчётливой картинки. Такое впечатление, что в России героем может стать каждый, причём не проходя специальной психологической подготовки. Типичная ситуация — это когда человек сосредоточенно плетёт лапоть, иногда кланяясь свистящим над головой пулям, потом в произвольный момент времени говорит «да что ж такое», откладывает лыко и уходит убивать. Героизм начинается, когда кончается терпение; когда нет другого выхода или созревает уверенность в однозначной правильности поступка. И тогда смешивается и янычарская ярость, и самурайская осознанность, и рыцарское понимание долга. Но всё это выглядит как-то простовато и без пафоса и никак не проговаривается ни до, ни после. Кажется, наш человек по доброй воле не станет формулировать «я сделал это, потому что», только если перед пионерами заставят выступать. Что же касается меня, то с возрастом я растеряла и свирепость, и красные штаны и пришла к выводу, что героизма в мирное время надо избегать. То есть не доводить до ситуации, когда он потребуется. Но я, конечно, не боец, потому не возьмусь утверждать.

От весенней невозможности думать о чём-то, кроме любви, я всегда спрашиваю героя о женщинах: как с ними и что? Лучше, чтобы его далёкая любимая ждала, или проще быть одиноким бойцом, у которого не болит душа ни о ком.

Вопрос мой не случайный, потому что мужчины — ревнивцы. Многих я встречала, которые говорили, что нет, но во всех связях бывает переломный момент, когда герой закуривает и нарочито равнодушным голосом произносит: «Скажи, а может быть такое, чтобы ты нашла себе человека, которому никогда-никогда не изменишь?» Это горький миг, после которого обычно всё заканчивается, если у женщины не хватает ума ответить: «Ты — этот человек!» Если она, дура правдивая, переворачивается на живот и говорит: «Не знаю, думаю — да, но жизнь такая длинная», — конец.

Но ведь они и охотники, которые только убегающую добычу считают желанной. Попробуй, приди к ними со всеми своими дарами — с преданностью и любовью, они окинут это мимолётным взглядом, отщипнут кусок каравая, обмакнут в соль и, дожёвывая, отправятся покорять кого-то нового и недоступного, а ты рыдай потом в кокошнике над порченой своей хлебобулкой.

И я поэтому страстно спрашивала многих, а они говорили одно: лишь бы ждала. Никто не захотел быть волком-одиночкой, всем нужна девушка, о которой можно мечтать в свободную минутку, но обязательно — преданная, «а если нет, то и не надо никакой».

Но как же интрига и флирт, удивлялась я, как же холодок неопределённости, когда «любит — не любит, плюнет — поцелует, к сердцу прижмёт — к чёрту пошлёт»? Неужели ускользающая женщина-морок не интересней, чем терпеливо сидящая у окошка «всегда твоя, Маруся»?

Но они смотрели странно, и в глазах их читалось то, что из вежливости сказать было нельзя: да пошла такая женщина со своим мороком и неопределённостью куда подальше. Для мирных игр на сенокосе интрига, может, и нужна, но для войны, когда мужчина весь превращается в стрелу, летящую в цель, за спиной ему нужны очень простые вещи — любовь и верность.

И если у вас остался невостребованный запас этого добра и булочек, обратите свой взор на тех, кто имеет интересы за пределами межполовых отношений, кто смотрит чуть выше и дальше, кому хватает драйва на работе — или на службе, — и он не ищет его в семье.

* * *