Чикаго - Аля Аль-Асуани Страница 24

— К исламу это не имеет никакого отношения. Это придумали придворные богословы, чтобы поставить религию на службу репрессивным режимам.

— Если ты не желаешь это признавать и вступаешь в спор с богословами, то отрицаешь обязательное в религии. Знаешь, каким будет наказание?

— Сказать ему, доктор? — выкрикнул с усмешкой бородатый студент.

Данана посмотрел на него с признательной улыбкой:

— Не стоит. С коммунистами можно спорить бесконечно. Они мастера бессмысленных споров. У нас нет времени, чтобы его напрасно тратить. Я поставлю вопрос на голосование. Согласны ли вы, друзья, послать телеграмму Господину Президенту? Кто за, поднимите, пожалуйста, руку.

Тотчас руки подняли все. Данана ухмыльнулся и сказал, бросив на меня уничтожающий взгляд:

— Ну что?

Ничего не ответив, я молча досидел до конца собрания. Для коллег я перестал существовать. Я быстро вышел, а мое прощание осталось без ответа.

Вагон метро был переполнен, и я ехал стоя. Данана, размышлял я, пригласил меня на собрание, чтобы у аспирантов сложилось обо мне дурное мнение, после чего я не смог бы их убедить в своей патриотической позиции. Сейчас в их глазах я коммунист-безбожник. Старый избитый прием спецслужб, но если надо кого-то дискредитировать, он работает безотказно. Очнулся я оттого, что кто-то хлопнул меня по плечу, обернулся и увидел стоящего рядом молодого человека с бородой, который посмеивался надо мной на собрании. Улыбнувшись, он спросил:

— Ты с медфака Иллинойского университета?

— Да.

— Я брат Маамун Арафа, аспирант Северо-Западного университета инженерного факультета. В общежитии живешь?

— Да.

— Я тоже жил в общежитии, потом снял дешевую квартиру на пару со студентом из Ливана.

Я ничего не ответил, что-то внутри подсказывало мне не вступать с ним в дискуссию. Вдруг он сказал:

— Ты полез в политику, критикуешь самого президента, ни больше ни меньше. Разве не знаешь, что речи на собраниях записывают?

Не обращая на него внимания, я отвернулся и уставился в окно напротив. Мне скоро нужно было выходить, и я стал пробираться сквозь толпу к выходу. Вдруг он схватил меня за локоть и прошептал на ухо:

— Послушай, ты проиграешь. Ахмед Данана всех держит под колпаком. Если станешь его врагом, он тебя уничтожит.

Я резко вырвал руку.

— Я тебя предупредил, а там как знаешь, — сказал он.

Утром при встрече доктор Салах улыбнулся и сразил меня словами:

— Наги, твоим проблемам нет конца!

— Что такое?

— Данана сообщил мне, что вы с ним поссорились.

— Ложь. Всего-то и случилось, что он хотел послать лживую телеграмму президенту, а я отказался.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Восхищаюсь твоим энтузиазмом. Но разве это та проблема, из-за которой стоит конфликтовать?

— А вы хотите, чтобы я поставил подпись под документом вместе с лицемерами из Национальной партии?

— Нет, конечно. Но зачем растрачивать себя на разговоры? У тебя хороший шанс получить ученую степень. Не упусти его.

— Ученая степень ничего для меня не значит, если я не занимаю никакой позиции по отношению к происходящему в моей стране!

— Выучись, получи диплом и служи своей стране, как можешь.

— Мои коллеги из Каирского университета, которые отказывались принимать участие в патриотическом движении, именно так и рассуждали. Так мы только обманываем себя. Заменить гражданский долг профессиональным? Нет! Патриоты нужны Египту сегодня больше, чем учителя и бухгалтеры. Если народ не будет требовать законной свободы и справедливости, никакой пользы от нашего образования не будет.

Я говорил увлеченно и, наверное, быстро. Неожиданно доктор Салах рассердился и прокричал мне в лицо:

— Послушай, ты здесь, чтобы учиться! Хочешь разглагольствовать о революции — возвращайся в Египет.

Я не ожидал, что он рассердится на меня, и осекся. Он глубоко вздохнул и сказал, извиняясь:

— Прошу, Наги, пойми меня. Единственное, чего я хочу, — помочь тебе. Ты в одном из крупнейших университетов Америки. Такой шанс выпадает раз в жизни. Тебя приняли на кафедру с боем.

— Что?

— Сначала не хотели принимать твои документы, поскольку ты не преподаешь в университете. И я был одним из тех, кто боролся за тебя.

— Спасибо вам.

— Не подведи меня.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Доктор Салах с облегчением вздохнул и сказал серьезно, протягивая мне бумагу:

— Это мои предложения по поводу дисциплин, которые ты будешь изучать.

— А дипломная работа?

— Тебе математика нравится?

— У меня по математике высший балл.

— Отлично. Как тебе перспектива провести исследование процесса формирования кальция в костной ткани? Будешь работать с радиоактивными элементами. Большая часть твоей работы должна основываться на статистических данных.

— Под вашим руководством?

— Это не моя специализация. Только двое работают в этой области: Джордж Майкл и Джон Грэхем.

— Если бы вы мне подсказали, кого выбрать…

— С Майклом вы не сработаетесь.

— Не думайте обо мне плохо. Я могу работать с любым руководителем.

— Дело не в тебе. Просто Джордж Майкл не любит работать с арабами.

— Почему?

— Такой уж он есть. Какая нам разница? Обратись к Грэхему.

— Когда можно его застать?

Он посмотрел на настенные часы:

— Можно попробовать сейчас.

Я собрался идти, и уже вдогонку доктор Салах предупредил меня:

— Он может показаться эксцентричным, но он — настоящий ученый.

Я постучал в дверь кабинета в конце коридора и услышал, как мне ответили сиплым голосом:

— Войдите.

На моем пути появилось большое облако дыма ароматизированного табака. Я оглянулся в поисках окна.

— Не выносите дыма? — спросил он.

— Я сам заядлый курильщик.

— Это первый вопрос, по которому мы уже нашли взаимопонимание.

Он звонко рассмеялся и выпустил кольцо дыма. Грэхем сидел в кресле развалившись, положив по-американски ноги на стол. Я заметил, что у него всегда было насмешливое выражение глаз, как будто его веселило то, что он видел. Но, когда он начинал говорить, лицо сразу становилось серьезным.