Свободу медведям - Джон Ирвинг Страница 24

— Я не могу ждать, чтобы посмотреть, что они придумают, — заметил я.

— Они хотят заставить тебя работать, — сказала она.

Только этого мне не хватало — чертовой работенки. Разумеется, я могу сбежать и жить в горах, питаясь рыбой, сказать Галлен, где Зигги сможет меня найти, когда он вернется за мной, оставить ей деньги для оплаты счета за гастхоф.

Именно это пришло мне в голову. Но на меня смотрела Галлен — ох, эта восхитительная выпуклая линия ее подбородка! Покатость плеч, переходящая в тонкие руки, тонкость пальцев, таких же чувствительных, как пальцы слепого, яркость темных губ, золотисто-персиковый цвет ее румянца и бледность ее высокого лба. Она походила на созревший персик, местами освещенный солнцем.

Поэтому я спросил:

— Какую работу?

— Ну, какую-нибудь, — сказала она. — Просто для того, чтобы кто-то мог не спускать с тебя глаз и дать им знать, когда он вернется.

— Так они думают, что он вернется?

— Думаю, да, — сказала она. — А он вернется, Графф?

— А ты, случайно, не иуда, Галлен?

— О, Графф, — обиделась она. — Я только хотела предупредить тебя о том, что они что-то замышляют. — И закрылась от меня косой. — К тому же я должна знать, когда ты уедешь. Я должна знать, куда ты едешь, чтобы я могла писать тебе. И я хочу, чтобы ты писал мне, что ты вернешься.

— Сядь рядом со мной, — позвал я, но она покачала головой:

— Они считают, что он вернется, потому что тетушка сказала, будто вы любовники.

— Что за работу они придумали? — снова спросил я.

— Тебе придется носить пчел, — сказала она.

— Каких пчел?

— Которые в ульях в яблоневом саду, — пояснила Галлен. — Рои уже готовы, и их пора вносить. Это ты должен будешь делать ночью, и они полагают, что, скорее всего, ты попытаешься сбежать с ним ночью.

— А если я откажусь работать, Галлен?

— Тогда тебя арестуют, — сказала она. — Они говорят: ты бродяга, поэтому они тебя запрут. Ты помог ему бежать, и они могут взять тебя за это.

— Я могу бежать сегодняшней ночью.

— Правда? — спросила Галлен и обошла вокруг кровати Зигги, она села на нее спиной ко мне. — Если ты думаешь, что можешь это сделать, — прошептала она, — то я тебе помогу.

«Да, — подумал я, — видно, это форсития превратила луну в желтое золото и льет это золото сквозь мое окно на твои волосы — окрашивает в рыже-золотистый цвет твою восхитительную маленькую головку».

— Нет, я не могу этого сделать, Галлен, — сказал я.

Она звякнула своим вышитым кармашком для монет.

— Я должна идти, Графф, — сказала она.

— Ты подойдешь подоткнуть мне одеяло? — спросил я.

Она быстро обернулась и улыбнулась.

— О да, да! Только ты меня не хватай, — сказала она. Подошла к моей кровати и погасила свет. — Спрячь руки под одеяло, — велела она в темноте.

Она подоткнула одеяло с одной стороны, потом перешла на другую. Я выдернул руку, но она проделала все очень быстро. Затем опустила ладони мне на плечи, ее коса упала мне на лицо.

— О, я такая неуклюжая, — прошептала она, но не отпустила меня.

— Где твоя комната, Галлен? — спросил я.

Но к тому моменту, как я выбрался из-под одеяла, она уже вышла за дверь. Тень от ее ног медленно исчезала из щели под моей дверью, но я не уловил в коридоре ни малейшего звука.

Я встал и, приоткрыв дверь, выглянул за косяк; она притаилась за ним, ожидая меня — заливаясь румянцем и совсем не сердитая.

— Тебе никогда не угадать, где моя комната, Графф, — сказала она.

Поэтому я вернулся обратно в свою смятую, унылую постель; я немного повертелся, размышляя об устройстве мира. «Ну что ж, — подумал я, — пчелы сейчас заняты опылением; мед течет рекой, и тяжелые соты готовы для выкачивания. О, смотри в оба!»

Я проснулся вместе с солнечным запахом моей подушки. И мне подумалось: сейчас Зигги покидает Вену, он использовал это время, чтобы собрать нужные детали — наверное, прятался в зоопарке всю ночь.

Я видел, как он прощается со зверями, пытаясь подбодрить их.

— Благослови тебя Господь, Зигги, — сказал ему удрученный жираф.

А кенгуру спрятал слезу в кулак.

— Графф, — позвала меня Галлен за дверью. — Они внизу, в столовой.

Ну что ж, я не предчувствовал ничего хорошего; их конспирация тяжестью весела в коридоре. Это было все равно как если бы они оставили открытой дверь в темницу; я чуял омерзительную, сырую плесень их мыслей, оставленных там созревать и покрываться мучнистой росой, но я не мог отыскать дверь, чтобы закрыть ее.

В столовой они уселись за столик, соседний с моим: коварный герр бургомистр, дражайшая тетушка Тратт и еще один, пахнущий сидром, герр Виндиш, хозяин яблоневого сада и работодатель для нуждающихся. В манжетах его брюк застряли увядшие лепестки.

С ними был еще один мужчина, которому они позволили сесть за свой стол; он дернулся к двери — Кефф, водитель трактора. Человек Виндиша. Внушительного вида, крепко сбитый парень, от его кожаных штанов несло сырой козлятиной.

Как они попытаются это сделать? Будут сидеть и смотреть, как я намазываю маслом булочку? Бросится ли Кефф блокировать дверь, если я попытаюсь бежать? Он что, перебьет мне позвоночник своим мясистым коленом?

Но ведь Зигги писал:

«Рви вперед, и ты одержишь верх!»

Поэтому я оставил накрытый моей Галлен завтрак и подошел прямо к их столу.

— Простите меня, если помешал вам, — начал я, — но мне хотелось бы спросить у вас совета. Поскольку я остаюсь здесь еще на некоторое время, то я нуждаюсь в работе. О, я бы предпочел небольшую работенку вечером. Если, конечно, вы можете подсказать мне что-то в этом роде.

И я в самом деле услышал все это как наяву! Дверь темницы захлопнулась с ужасным, клацающим звуком; всю дорогу от Вены в моих ушах стоял топот лап Редких Очковых Медведей, гневно трясущих головами и щелкающих челюстями.

— О, вот как! — воскликнула тетушка Тратт. — Не правда ли, это замечательная идея?

И все сидящие за столом согласились с ней.

А перед моими заслезившимися глазами Зигги мчался все быстрее и быстрее. Мотоцикл ревел под ним, как раненый зверь.

Я прихватил с собой нескольких медведей в сад и уселся там, где было видно, как замок приближается к водопаду. Я выбрал место, где мотоцикл оставил после себя на траве сгустки мазута. Еще немного, и кусты форситии отцветут совсем; сад станет коричневым и зеленым от сорняков, похожим на густые джунгли. Мелкие водяные брызги увлажняли все вокруг, и сад зловеще шумел от ветра все сильней и сильней. Только жирные пятна отказывались намокать; на маленьких черных сгустках мазута брызги выступали каплями пота.