Sugar Мама - Андрей Филатов Страница 24

– Ты смотри, какой шустрый! – удивился Фернандель. – Пять шаров сыграл, а еще фору просил.

– Я не просил, я согласился.

– У него все шары – подставы, – заметил Лева.

Я слегка перетолщил при ударе, рассчитав, что у противника не будет выгодной позиции. Так и вышло. Фернандель не сыграл пару в угол, а я доиграл ее и еще накатил шар по борту. Оставалось положить последний. Наклевывался абриколь [28], но шар стоял слишком далеко от лузы. При хорошей подкрутке все-таки можно было рискнуть. И тут я заметил, что Маша, до этого почти не обращавшая на меня внимания, с интересом наблюдает за игрой. Черт! Разве можно не доставить ей удовольствие увидеть красивый шар? Что скажете, Александр Вертинский?

Под синий «берсез» океана

На желто-лимонном песке

Настойчиво, нежно и рьяно,

Я ей напеваю в тоске…

– Двенадцатый карамболем [29]в среднюю, – объявил я, – ставлю двадцатку.

– Хо-хо! – закудахтал Фернандель. – А ты азартен! Лева, ты кого мне в пару поставил? Это же Билли Хьюз какой-то! Отвечаю двадцаткой, валяй!

Шар после моего удара отскочил от восьмерки и подтолкнул двенадцатого точно в лузу.

Мадам, уже песни пропеты,

Мне нечего больше сказать!

В такое волшебное лето

Не надо так долго терзать!

Я жду вас как сна голубого,

Я гибну в любовном огне!

Когда же вы скажете слово,

Когда вы придете ко мне?

– Поздравляю! – подняла бокал Маша.

Больше она ничего не сказала. Когда губы молчат, разговаривают глаза.

– Мне понятны ваши чувства, но мы не настолько знакомы, чтобы что-то вам обещать, – сказали ее глаза.

– Вы же не откажете мне совсем?

– Я не люблю глупый флирт, мне интересны серьезные мужчины.

– Я вполне серьезен!

– Ни к чему все это. Лучше развлеките меня красивой игрой.

– Ваше решение окончательно?

– Пока не знаю.

– К столу! – потребовал Лева. – Сейчас устроим тебе харакири.

Разбил я неважно. И тогда, удивительно точно попадая в ритм Вертинского, плотными прямыми ударами, Лева начал «поднимать» свою ауру:

Мадам, уже падают листья (бах)!

И осень – в смертельном бреду (бах)!

Уже виноградные кисти (бабах)

Желтеют в забытом саду (бах-бах)!

Я жду вас, как сна голубого (бабах)!

Я гибну в любовном огне (бах)!

Когда же вы скажете слово (бах),

Когда вы придете ко мне?

В последнем такте припева Лева промазал.

Потянувшись за мелком, я повернулся к столу спиной и быстро взглянул на Машу. Она с интересом ожидала продолжения.

– Круазе [30]в середину, пятерка! – объявил я. – Ставлю пятьдесят баксов.

– Ты обнаглел, Костик?! Ты что, ауру мою не видишь?! – возмутился Лева. – Здесь партия сделана, а ты какой-то круазе откопал!

– Давай! – вышел к столу Фернандель. – Я ставлю полтинник.

– Вот еще один француз! – ухмыльнулся Лева. – Бодайтесь, если вам приспичило, а я партию и так возьму.

– Мальчики, а что такое круазе? – поинтересовалась Лена.

– Этот хам собирается долбануть шар у борта, откуда, правда, хрен его знает, и отправить в середину.

– Лева, зачем ты ругаешься?

– Пардон, пардон! – извинился Зайцев. – Костя парень свой, не обижается, правда ведь?

– Правда, Лева, правда.

Я почувствовал фарт. Удары шли. После джина с тоником рука приобрела легкость и раскованность. Удар получился, и пятерка красиво вошла в лузу.

– Браво! – зааплодировали девушки.

Фернандель с кислой рожей достал из пачки сигарету.

– А ты, однако, непрост! – заметил Лева. – Часто играешь?

– Я одинокий пастух. Ни работы, ни денег… На что играть, Лева?

– Ну да! Ты ведь у нас скромный…

– Очень скромный, – подтвердил я.

И тогда случилось то, чего никто не ожидал.

– Предлагаю контракт! – сказал мне Фернандель, протирая кий фланелевой салфеткой. – Есть две позиции на радиостанции. Первая – водитель, он же мой денщик. Вторая – пиар-директор. Выигрываешь – будешь директором, проигрываешь – денщиком. Ну как?

– Так просто?

– Не придуривайся, – сказал он. – В твоем роду денщиками не служат, так ведь?

– Ну да. Мы все больше телочек пасем, – ответил я.

– Это у нас наследственное.

– Ну так что, – настаивал он, – играем?

Я не оставил Фернанделю никаких шансов. Мощным ударом в центр пирамида была разбита так, что партия была сыграна мной с кия [31].

Фернандель сослался на дела, оставил Машу у Зайцевых, сел в машину и укатил. Он газанул так, будто собирался взлететь над Великим каньоном. Крупные люди своеобразно водят машину. Такое ощущение, что они хотят выжать все, на что способно бедное железо. Фернандель вцепился в баранку так, как рвут штурвал пилоты, идущие на таран. Я подумал, что завтра для Фернанделя уже никогда не наступит.

Но завтра наступило. Я стал пиар-директором.

А с Машей ничего не было. После той выигранной партии я снова поймал ее глаза:

– Я выиграл ради тебя. Теперь ты моя?

– Но робкой горести моей

Наина с гордостью внимала,

Лишь прелести свои любя,

И равнодушно отвечала:

«Пастух, я не люблю тебя!» [32]

– усмехнулись глаза Маши.

Никогда нельзя любезничать с женщиной в присутствии соперника. Нас сталкивают лбами, чтобы получить удовольствие от петушиных криков и летящих перьев. Подозреваю, что Клеопатра удовлетворяла себя скорее не любовью, а готовностью безумцев расстаться с жизнью ради ее любви. Однако очередь к ее телу была по меньшей мере странной. Слукавил Александр Сергеевич, уложив в постель Клеопатры сначала Флавия, затем младого мудреца Эпикура и только потом красавца, не передавшего векам своего имени. По всем законам жизни этот красавец и должен был первым попасть в царскую койку. Хоть и младой, но все же мудрец, а тем более – поседевший в римских легионах воин сразу бы смекнули, что за стерва эта самая Клеопатра. Многое в наших поступках зависит от инстинктов, но кое-что и от разума. Напрасно я просил Машу подарить мне хотя бы надежду. Маша просто играла. Такова женская натура.