Прыгун - Роман Коробенков Страница 24

— Как тебя зовут?

— Аля. Малевич Аля.

— Почему ударение на «я»?

— Потому что так оно и есть.

— А я — Родион, и меня надо любить, как родину. — Поддразнивая ее, я так же переставил ударения в слогах. — Ты давно тут?

«...мог ли тебя я не заметить...»

— Только пришла. Меня, как и тебя, принес дождь.

— А точка соприкосновения. она есть всегда или только сейчас?

«…или только в случае определенной связи — эмоциональной либо...»

— Всегда, только о ней мало кто знает, да и обнаружить ее нелегко. Люди ведь большую часть времени проводят в той или иной степени динамики, а если и сталкиваются, то не успевают понять, списывают на «показалось» и забывают.

«...какое сложное мозгоустройство…»

— А какая польза от этой точки?

«...есть же в ней внутренний смысл...»

— С ее помощью люди иногда находят друг друга. Кроме того, если научиться ее ловить, можешь читать голову человека, как книгу. Правда, есть нюанс — ее очень трудно удержать, поэтому ты обычно видишь клочки чьих-то мыслей. — Девушка выглядела очень серьезной, если не считать нервный уголок рта. — Допустим, ты сейчас пытаешься понять, где ты меня видел.

«...странное ощущение наготы...»

— Знаешь, я будто и вижу тебя, и не могу запечатлеть твой образ в памяти. Кажется, я знаю тебя, но не знаю — откуда.

— Тьма и неон — лучшие пластические хирурги. С помощью твоей эйфории они сейчас рисуют то, что ты хочешь видеть.

«...кто ты?..»

— Мне приходила эта мысль в голову. Есть еще третий хирург — абсент.

«...ты украла ее оттуда?..»

— Должна была, ведь это очевидно.

— Так я тебя знаю?

«...не умничай, детка…»

— Нет.

— Ты говоришь, словно не уверена.

«...я слышу, как тренькают хрусталики лжи в твоем голосе...»

— Наверное, это ложная память.

«...так ли это?..»

— У тебя очень красивый голос, я не знаю его, но как будто я знаю твои интонации.

«...твоя манера складывать слова, окуная фразы в ванночки эмоций...»

— Это сложная манера знакомства?

— Я пугаю тебя?

«...теперь будет такой...»

— Нет. Я сама способна напугать кого угодно.

— И я не из пугливых.

«...ибо я знал самую жуткую из женщин...»

— Знаю.

— Так ты знаешь меня?

«...не много ли ты знаешь или пытаешься сделать вид, что знаешь?..»

— Нет. Но я знаю твой социотип.

— И что же это за социотип?

«...самому любопытно...»

— Мой тип мужчины.

— Приятно. Может, пойдем на пляж? Хочется запомнить тебя, кажется, свет в этом поможет. Я мог бы взять немного абсента, мы могли бы поговорить. Люблю говорить на самые разные темы.

«...и очень люблю, когда меня целуют в шею...»

— Абсент. Интересный выбор.

— Как вижу, в нем я не одинок.

«...и над твоей головкой вьются эльфы…»

— Симпатизирую я цвету.

— Идем?

«...и сменим этот шум на шепот моря...»

— Зачем?

— Диалога ради. Не более того.

«...а по камням твои чернильные я расплескаю пряди...»

— А кто тебе сказал, что я нуждаюсь в диалоге?

— Желания, которым изумрудный цвет присущ, известны мне, поэтому тебя зову я в сторону песка, и пусть вода нам лижет ноги. — Так запустился код, которым я легко настроил ее голову на нужные мне желания.

Аля протянула свои пальцы. Берясь за кончики их, я ощутил холод, идущий из глубины ее, от самых пяток, погруженных в минималистские вьетнамки.

Посредством алкогольного облака, в цепкие объятия которого она была глубоко инкрустирована, я видел ее нетрезвую ауру. Она повисла у меня на руках. За несколько секунд я успел внимательно покопаться в поле ее внешности, насколько это позволили ее непроглядно-черные очки и отбрасывающий тень диск соломенной шляпы. Я не узнавал ее, но странное ощущение старого знакомства не уходило.

— Ты красивая, — почти машинально сказал я. В этот момент мне казалось, что сейчас, когда я поддерживаю ее за талию, мы вращаемся вокруг своей оси вопреки законам гравитации.

«...ты красивая, Малевич…»

Я купил еще бутылку абсента, зеленую и таинственную. Придерживая спутницу, которая была уже далеко впереди погружения в изумрудный мир, я вывел наши тела на пляж.

Мгновенно стемнело.

Вместо шести вечера в секунду наступила полночь.

Вокруг престранно никого не оказалось, любимый бар неожиданно отдалился на сотню метров, а впереди волнующе задышало море.

Взгляд мой привлекло небо: на его чернильной сущности в режиме реального времени появлялись звезды. Я с легкостью распознал несколько созвездий, некоторые из них могли быть известны даже астрологической общественности.

— Мистика, — охарактеризовал я происходящее, закатывая ее льняные брюки до колен. — Скидывай тапочки!

Малевич будто ничего не заметила. Сбросила вьетнамки и побрела в сторону, словно намеревалась на этой ноте прекратить наше общение. Я не стал вмешиваться, двигаясь чуть поодаль. Пуская себе за спину никотиновые шлейфы, прекрасно зная — чуть агрессивное незнание собственного «хочу» быстро сменится принятием любого дружелюбного сценария.

Аля вскоре устала, непослушное тело накренилось, и она села на гальку, в трех шагах от воды. Сбросила шляпу, но осталась в огромных очках, под которыми маскировалось интригой ее аккуратное лицо. Волосы сажными колечками рассыпались по плечам, она была отличительнобледной в загорелой галактике. Босые стопы салфеточного цвета машинально играли с мелкими камешками, захватывая пальцами их и отпуская.

У нее имелась ярко-коричневая родинка, замечательно посаженная чуть ниже левой линзы ее загадочных очков. Это была необычная деталь, и она обладала гипнотическим эффектом. Уловив ее, я понял, что оставшаяся целостность окружения исполнена в черно-белых тонах, тогда как единственный иной цвет на этой палитре мгновения — ее родинка. Стало ли так сию секунду либо было издавна, выяснить оказалось проблематично.

Треснуло кольцо крышки, и зеленый джинн выбрался на волю.

Аля улыбалась мне странной улыбкой. Чувствуя это профилем, я пытался расшифровать ее рот. Но улыбка могла означать что угодно.

Высоко в темноте человеческим голосом вопила чайка, казалось, что я разбираю отдельные слова.