Сад утрат и надежд - Хэрриет Эванс Страница 25

– Куклы из кукольного домика, – прошептала она, и ей вдруг сделалось страшно, хотя она и не понимала причину. – Это Лидди. Это Нед.

– Кто?

– Он сделал их для нее. Когда-то я играла в них. Не видела их много лет…

Изысканная прическа куклы Лидди, аккуратные кольца волос, выцвела и стала цвета платана. Одежда, которой Джульет любовалась в детстве, сохранилась лучше: элегантная блузка из тонкого хлопка и зеленая бархатная юбка, крошечная брошь-камея, подвижные руки и ноги, лицо с крошечными каплями глаз из голубого стекла. Кукле-Неду с остроконечной темной бородкой и кистью в одной руке (щетина выпала из нее давным-давно) повезло меньше: его черный костюм проела моль и он был совсем ветхим.

Джульет знала эти фигурки почти так же хорошо, как собственных детей, но не видела их уже много лет. Сколько же? Тридцать – тридцать пять?

Миссис Бидл извинилась:

– Пойду-ка я заканчивать уборку.

Джульет рассеянно кивнула и дрожащими пальцами развернула листок.

Я опять вернула Неда и Лидди в их дом.

Шум за спиной заставил Джульет вздрогнуть; она уронила фигурки на пол.

– Что это? – спросила Би у нее за спиной. Она подняла фигурки и стала их рассматривать.

– Они из кукольного домика, – ответила Джульет и перевернула записку.

Дорогая моя Джульет.

Я отдаю тебе этот роскошный дом. Оглянись по сторонам.

Знай, что, поселившись здесь, ты продолжишь линию женщин, восходящую к моей собственной прабабке Элен, чей отец построил этот дом. Его звали преподобный Дэвид Миртл.

Он построил новый дом викария на месте старого. Здесь росла его дочь Элен. У нее было трое детей: Руперт, Лидия (моя мать) и Мэри. Я рассказывала тебе, что у Лидди было ужасное детство, когда Элен умерла от оспы. Нед Хорнер выкупил этот дом для своей Лидди, и они жили тут всей семьей. Я родилась через шесть месяцев после смерти отца. Мы с Лидди жили тут одни – но мы были не одни! Джульет, в нижнем конце сада жили эльфы. Они играли по ночам, когда думали, что я спала.

За эти последние месяцы я исписала маленькую тетрадочку, прогоняя зимнюю скуку. Ты можешь пользоваться ею как справочником. Она откроет тебе кое-какие секреты этого дома, о которых ты не знала.

Ты была чудесной девочкой, и я любила тебя. Знаешь что? Найди свой собственный путь в жизни, дорогая моя. Он там есть, если ты приглядишься внимательно.

Любящая тебя бабушка,

А ниже было написано торопливым почерком:

Я не сошла с ума, Джульет, дорогая моя, хотя и была зачата в безумную ночь, и они хотели довести меня до безумия. Я хочу сказать тебе то, что думаю. Я думаю, что они солгали мне. Я уверена, что картина не сгорела. Я думаю, что ее украл мальчишка. Я думаю, что она где-то в доме.

– Что она имеет в виду? – Би читала записку, заглядывая через плечо матери. – Какая картина? Какой мальчишка?

Джульет отошла, словно оберегая секрет.

– Не знаю.

На камине лежала старая школьная тетрадь в линейку, исписанная убористым бабушкиным почерком. С нарастающим в душе беспокойством Джульет перелистала ее. «Март… Все весенние луковицы высажены, Джульет?.. Июль… Лавандовым маслом можно лечить солнечные ожоги… подпорки для георгинов. Сорви яблоки. Посади морозостойкие однолетние растения. Почисти Птичье Гнездо».

Пораженная, она положила тетрадку. Внезапно она словно услышала ее. Увидела ее, стоящую в дверях, подбоченясь, расставив ноги, высокую, стройную, с орлиным носом и широко расставленными темными глазами, с аккуратной короткой стрижкой, где не сбивался ни один волосок.

– С возвращением домой тебя, милая, – говорила она. – Рада тебя…

Духи, призраки, эльфы и все прочие, казалось, заявляли о себе громче обычного, их присутствие сдвигало границу между прошлым и настоящим. Джульет свернула записку, взяла тетрадь, казавшуюся тяжелой от чернил и бабушкиных инструкций, и сунула в карман джинсов. В дверях стояла, скрестив руки, Айла и смотрела на мать.

– Доченька, иди ко мне, – сказала Джульет и обняла ее.

– Я хочу к папе, – сказала девочка очень тихим голосом.

Джульет на мгновение закрыла глаза, потом поцеловала мягкие волосы дочери.

– Я знаю, милая. Папа в Лондоне. Теперь это наш дом.

Она села на корточки. Теперь я главная. Мне нельзя прятаться ни от чего. Она снова обняла Айлу и посадила на колени Санди. Потом жестом позвала Би, и старшая дочь села на пол и погладила брата по голове.

– Это Лидди, – сказала Джульет, взяв у Би куклы. – А это Нед.

– Он был художником? – спросила Айла, вынув изо рта большой палец.

– Да. Гранди рассказывала мне про него и Лидди, когда я не могла заснуть. – Джульет смотрела на вырезанное из дерева лицо Неда, на его кисть, на древесный рисунок, который шел почти вдоль его носа. – Я не вспоминала их много лет. – Теперь она поняла, что думает о Неде прежде всего как о художнике. – Я знаю все о них. О Лидди, ее сестре Мэри, как они жили в этом доме.

Входная дверь захлопнулась от внезапного порыва ветра. Санди с Би вздрогнули. Айла не пошевелилась.

– Значит, он жил здесь?

– Да. Они оба. Много-много лет, и у них была счастливая жизнь. Пока не… хотя я точно не знаю. – Джульет встала, держа за руки младших детей. – Давайте достанем из машины сумки и будем пить чай.

– Что с ними случилось потом?

Джульет снова посмотрела на фигурки, потом на сад.

– Вообще-то, я точно не знаю. Бабушка мне не рассказывала.

Май 1891. Хайгейт

– Вы выпьете чаю, мисс?

– Ой, тише-тише, пожалуйста, минуточку, дорогая Ханна! Одну минуточку…

Мисс Мэри Элайза Дайзарт, четырнадцатилетняя барышня с элегантной фигуркой и изящными ножками, привстала на цыпочки и, слегка отодвинув тяжелые шторы из синего бархата с золотыми узорами, смотрела в открытое французское окно гостиной в Сент-Майклс-Хаус на лежавший за ним сад. Ее каштановые локоны, которые ей, в отличие от ее сестры, никогда не нужно было завивать на противных папильотках, падали на плечи и блестели в солнечных лучах. Мэри наклонилась вперед, и ее хрупкая фигурка, казалось, пульсировала от напряжения. Ханна, ее любимая служанка, терпеливо ждала в дверях.

Узкая и прямая дорожка вела от дома в сад, обрамленный подстриженными кустами. Первые розы, нежно-лимонные и ярко-розовые, цвели вдоль дальней стены, грозя нарушить строгие линии сада, к досаде садовника Крэбтри. Мистер Дайзарт устраивал ему взбучку, если видел где-нибудь веточку, торчавшую из низких кустов, их надлежало подстригать в летние месяцы два раза в неделю. Мистер Дайзарт любил порядок. «Сад должен быть укрощен, – говорил он садовнику, щелкая серебристыми ножницами. – Мы властелины земли и неба, Крэбтри. Не забывай об этом».