Кларкенвельские рассказы - Питер Акройд Страница 25

Не успел он и слова сказать, как в толпе на лужайке произошло движение, затем раздался свист и язвительные выкрики. С воплями «Идолы! Сатанинские образы!» выскочили какие-то люди. Один подбежал к Богу и, к вящему ужасу толпы, сбил его с ходулей. Другой сорвал с поверженного божества золоченую маску и стал ее топтать, крича во все горло: «Личину нацепил, сукин сын!» Тут старосте почудилось, что толпа зрителей вдруг превратилась в единое живое существо с одной общей целью, и оно набросилось на ненавистников занимательного зрелища. Под крики «Лоллер! Антихрист!» их стали жестоко избивать. Одного ударили молотком промеж лопаток, потом рукоятью меча в лицо; другого пронзили длинным кинжалом, которым обычно добивали врагов, и мгновенно прикончили жертву. Общая ярость угасла так же быстро, как вспыхнула, но в живых остались всего два лолларда. Кости у них были переломаны, тела окровавлены, но они еще дышали. Их поспешно заточили в тюрьму, где они вскоре умерли от ран. В тот страшный год это был единственный случай, когда люди воочию увидели лоллардов.

Настоятельницу трепал жар: то ли на нее напала болотная лихорадка, то ли жестокая простуда, то ли бог знает что еще. Словом, твердила окружающим преподобная, заболела она не на шутку. Тяжесть во всем теле, настроение плохое. Она отправила монастырскому врачу склянку с мочой и наказом «пораскинуть умом да разобраться, что мне суждено: пойти на поправку или сойти в могилу». Тот же посланец, что отнес медику склянку, вернулся с вестью, что на этом свете преподобную ждет благоденствие, но только если она поест креветок. Ибо креветки исцеляют недужных и хилых, потому что эти морские твари на редкость резвы, ловки и смышлены. К тому же соки их — лучшее лекарство, только сперва нужно обязательно очистить их от чешуек, поелику они вызывают вздутие живота, а оно возбуждает похоть. Упоминание похоти настоятельница сочла личным оскорблением.

По совету монастырского исповедника она решила обратиться за помощью к Томасу Гантеру, известному в Лондоне лекарю, державшему аптеку на Баклерсбери. В письме она перечислила проявления недуга, среди прочих упомянув тяжесть в желудке и туман в глазах. Ответное послание было написано изящным почерком с замысловатыми завитушками: «Есть ли у вас цветы календулы? Поверьте, дражайшая сестра во Христе, зрение станет острее, даже если просто смотреть на цветы календулы. Лепестки лучше всего собирать, когда луна находится в созвездии Девы». И в конце приписка: «Сок календулы очень целебен при воспалении грудей», но настоятельница предпочла оставить этот постскриптум без внимания. Тяжесть в желудке немало озадачила лекаря; тем не менее он посоветовал смешать свиное сало с крысиным, добавить конского и барсучьего жиру, спрыснуть смесь уксусом, подмешать в нее шалфею и выложить на живот. «В настоящее время не могу писать вам более, и да хранит вас Святой Дух. Писано в Лондоне в понедельник после праздника Тела Христова». В самом конце послания Гантер, однако, упомянул, что у него имеется горшочек вышеописанной мази — на случай если вдруг благочестивые сестры не сумеют раздобыть все необходимые компоненты.

Ночью ветер переменился. Теперь он дул с севера, а северный ветер, как известно, уносит губительную меланхолию. Преподобная Агнес своими глазами читала в «Cantica canticorum»: «Поднимись, ветер с севера и повей на сад мой». [71]Но и этот ветер не освежил ее. Она отправила Гантеру записку с просьбой оказать ей любезность и посетить обитель, где, писала она, «вы найдете несчастную страдалицу». Три часа спустя лекарь прискакал на коне.

В мантии с меховым капюшоном, положенной ему по роду занятий, Томас Гантер, человек от природы малорослый, выглядел совсем карликом. Но двигался он шустро — словно на колесиках, говорила потом преподобная Агнес, — а его блестящие глазки сразу подметили все особенности ее внешности и жестов. Идонея провела его в покои настоятельницы; та поджидала лекаря, сидя на стуле с высокой спинкой. Он поцеловал кольцо преподобной и бросил взгляд на стоявшую рядом тарелку.

— Креветки? И что же они тут делают, госпожа моя? — говорил он быстро и весело, словно чирикал, как птичка в клетке. — Мякоть этой морской твари болящим крайне вредна. Подкрепляет дурные телесные соки.

— Но мне советовали…

— Неужто вам неизвестно, что для человека хворого мясо домашних животных полезнее, чем диких? Вам, госпожа моя, куда более показан карп из монастырского пруда, чем морская креветка. — Тем временем обезьянка настоятельницы теребила лапками кожаную сумку, в которой Гантер держал свои инструменты. — Потерпи, милый Адам, — шепнул он обезьянке. — В свой час все увидишь. Расскажите-ка мне, госпожа моя, в каком состоянии духа пребываете.

— В подавленном. — Настоятельница легонько рыгнула и поспешно прикрыла ладонью рот. — Отчасти апатичном.

— Тогда банки ставить не буду.

— Хотелось бы, чтобы вы прочистили меня, господин Гантер. Я прямо-таки чувствую, что в моем нутре скопилась какая-то вредоносная дрянь. Даже сон нейдет.

— Знаю хорошее снотворное средство. Скажите своим монахиням, пусть сходят на голубятню. Голубиный помет, если намазать им подошвы ног, действует усыпляюще.

— А та мазь, про которую вы мне писали, у вас с собой?

— Я про нее думал и теперь сомневаюсь, что в вашем случае она окажет свое действие. Погодите, дайте поразмыслить. — Он открыл сумку и, порывшись, достал глиняный кувшинчик. — Меланхолия ваша угнездилась в вашей селезенке. А у меня здесь отличное лекарство, вычистит все дурные соки, что не дают по ночам покоя. Молока пьете много?

— Да, есть такая слабость.

— И хорошо. Распрекрасно. От меланхолии молоко — лучшее средство. Остерегайтесь есть лесные орехи. Они затрудняют работу мозга. Зато потребляйте полынь. Она оживляет память и вдобавок может привести вас в веселое расположение духа.

— Воспоминания мои не из веселых, господин Гантер. У каждого на памяти своя тяжкая ноша, и у меня тоже.

— И все-таки, благочестивая настоятельница, я очень рекомендую полынь. А еще — вволю ешьте яйца. На ночь лучше всего яйца-пашот. Утром хороша яичница из свежих яиц, чуть приправленная солью и сахаром. Как видите, диета не тяжелая. Соблюдать ее совсем нетрудно. И запомните, госпожа. Если не станете выполнять мои указания с должным терпением, то рискуете подвергнуть себя величайшей опасности. Вы позволите? — Он коснулся кончиков ее пальцев. — Их надобно согреть розовым маслом. — Затем извлек из сумки маленькую склянку. — Перед тем как лечь спать, легонько и как можно равномернее натрите этим порошком живот.

— А что это?

— Снадобье, которое я сам изобрел. В него входит конский навоз, по-научному — lutum sapien, [72]— затем растертые в порошок жженые куриные перья и заячий мех. Все высушено до четвертой степени. — Он поднес склянку поближе, чтобы настоятельница осмотрела содержимое. — Поскольку смесь составлена из продуктов очень разных существ, она действует на самые разные органы.