Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец Страница 25

Пострадавший сидел на земле у колонки. Товарищ, свернув в комок его рубашку, намочил ее и прикладывал к разбитому лицу.

Незадачливый дружинник, гулко стуча о железные ступени, спустился во двор.

– Ну что? – спросил сидевший на корточках возле раненого.

– Да говорят, что нет. А я точно знаю, что есть. Я когда поднимался, кто-то зашел в их дверь. Я видел.

Он упер руки в бока и повернув голову вверх, увидел стоявших на балконе Кащея с Лизой.

Кащей спросил:

– Это на этого напали?

– Да. А кто-то его прячет, между прочим...

– А чем это его так, а?

– Не знаем еще, но мы разберемся.

– Да, это так оставлять нельзя, – согласился Кащей. – Натуральный бандитизм.

Из дворового туалета вышел еще один дружинник, видимо искавший меня там. Что-то негромко сказал товарищам, ему так же негромко ответили.

– Это вы кого жидом назвали, молодой человек? – вдруг спросил Кащей. – Или это мне показалось?

Снова стало слышно, как вода барабанит мелкой дробью в металлическую коробку слива.

– Наверное, все-таки показалось. Советские дружинники не могут позволять себе антисемитские выпады.

Группа у колонки больше не поворачивалась к балкону. Взяв раненного под руки, его увели со двора. Снова стало тихо. Легкий ветерок колебал листья винограда, тянущего по растянутой над двором сетке свои сухие суставчатые пальцы, где-то негромко злилась сковорода. Из отрытого окна в квартире первого этажа старушка-невидимка сказала сокрушенно:

– Снова беспогядки. Где конная милиция, я не знаю.

– Ну, так что же вы такого натворили? – спросил Кащей, возвращаясь в комнату.

– Да собственно ничего. Только пришел на сходняк и даже не успел ничего вынуть из сумки, как погнали.

– А что с тем поцем случилось? Общее впечатление, что ему вмазали по физиономии кирпичом.

– Он упал. То есть я его ударил... Случайно. А он упал.

– И мордом об асфальт?

– Именно.

– А что за музыка? – он кивнул на сумки.

– Джаз, рок, попсня разная...

– Подумать только, ничего не меняется! – ухмыльнулся Кащей. – 50 лет борются с музыкой толстых и не могут ее победить. Немцев победили, а джаз не могут. От же, кретины!

Он сунул руки в карманы и, как бы ни к кому не обращаясь, пробормотал:

– Не знаю, о чем вы говорите, но ехать надо. А вы, значит, тоже этим увлекаетесь? – он кивнул на сумку.

– Да.

– Вы же работник идеологического фронта. Вас это не смущает?

– Затеем идеологическую дискуссию?

– Боже упаси! Но вы только представьте, как этих хлопчиков накрутили, если они за вами бегают, как за уголовными преступниками. Интересно, как они привлекут тех, кого поймают? Спекуляцию могут пришить, конечно, хотя скорей просто морду надраят в участке, а потом пришьют хулиганство. Кстати, в вашем случае обвинение в хулиганском нападении на дружинника может оказаться совершенно обоснованным. Это годика два химии. Так что смотрите, не попадайтесь им на глаза. Этот пострадавший с приятелями точно вас пасти будет. Причем не по комсомольской линии, а по личной, так сказать.

– Да-а, эти такие, – подтвердила Лиза. – Явно из какого-то ПТУ. Такие накостыляют...

– Оно, может, только и лучше, – сказал после паузы Кащей. – В смысле по мордам получить лучше, чем сесть. Потому что потом жизнь пойдет такая, особенно с вашей интеллигентной внешностью, что мордобой покажется маминым поцелуем. А вас вообще в лицо сколько человек видели?

– Я думаю только один. Тот раненый.

– Тем не менее, что бы я посоветовал. Поскольку за руку вас не поймали, отнекивайтесь от всего. Не я – и все. Это – первое. Второе – измените прическу. Я говорю это совершенно серьезно. Лиза, ты можешь его постричь?

– Могу.

– Давай прямо сейчас. Все равно ему тут желательно посидеть часик-другой. Еще бы хорошо какую-то другую рубашку надеть. Или футболку. У тебя найдется что-то?

– Наверное.

Она прошла через комнату. Рубашка едва прикрывала ягодицы. Ноги у нее были полноватые, но очень фигуристые, с выраженными икрами, очень изящными щиколотками и узкими ступнями.

– Иди сюда, намочим голову.

Кухня располагалась прямо в коридоре.

– Наклонись.

Я устроил лоб на краю отлива, разглядывая какой у нее аккуратный педикюр. Потом вдруг ощутил, как она прижалась ко мне животом и навалилась грудью на спину.

– Удобно?

– Очень.

Холодная вода полилась на затылок. Уверенная рука провела по волосам.

Кащей, между тем, поставил на середину комнаты стул для меня, а сам устроился на постели.

– Лучше всего было бы его побрить, как Владимира.

– Опять? – она отстранилась от меня.

– Пардон.

Она усадила меня на приготовленный стул, принеся с кухни клеенку, обернула меня. Над ухом защелкали ножницы. Понаблюдав немного за тем, как идет стрижка, Кащей поднялся.

– Знаете, вы тут стригитесь, а я прогуляюсь вокруг дома. Интересно, оставили ли дозорного наши юные друзья чекистов. И не открывайте никому, на всякий случай. Лиза, э-э... мне нужна будет рубаха.

Стрижка прервалась. Она вернулась в футболке.

– Хороша, шельмовка, до чего хороша, – пробормотал Кащей, застегивая пуговицы и заправляя рубаху в брюки.

Нам слышно было, как мягко клацнул язычок замка входной двери, как Кащей спустился во двор и его шаги под сводами подъезда. Она отошла от меня, за спиной ножницы стукнули о металл отлива. Я обернулся и увидел, что она снимает через голову футболку. Я стащил с себя клеенку. Отрезанные волосы съехали на пол. Мы поцеловались так жадно, как будто ждали друг друга вечность. Она так сильно прижалась ко мне, что я на секунду задохнулся. Оторвавшись от меня, она стала расстегивать мне брюки, шепча: “Ну, где ты шлялся, подлец?” Давление у меня поднялось с такой скоростью и силой, что я невольно загордился собой. Она так жадно накинулась на меня, на него, я имею в виду, что мне стало не по себе. Но я так хотел забраться в нее, что мне пришлось буквально оторвать ее от себя. От него, я имею в виду. Когда я вошел в нее, она была горячая и мокрая и, двигаясь в ней, я подумал, что к моему, так сказать, визиту, она, видимо, была подготовлена Кащеем. Просто своим внезапным появлением я не дал им довести дело до конца. Беспокоило ли это меня? Я так хотел ее, что просто отбросил эту мысль.

Когда Кащей вернулся, она подметала пол, собирая мои волосы в зеленый металлический совок. Не знаю, понял ли он по нашему виду, что произошло. На улице было уже темно, и Лиза зажгла маленькую лампу под оранжевым абажуром. И я, и она были за пределами светового круга.