Лукоеды - Джеймс Патрик Данливи Страница 25

В густой тени деревьев прячутся узкие долины. Высокая стена. Запах вспотевших лошадей. Карета заворачивает между двумя высокими каменными контрфорсами, увенчанными бронзовыми ястребами, поблескивающими в лунном свете распростертыми крыльями. В окне домика привратника у ворот горит свеча. Дорога вьется через туннель рододендронов. Огромные ветви, переплетаясь, образуют крышу из листьев. Запах гниющего дерева. Звук копыт и колес становится все громче. Затем затихает на ровной дороге между пологими пастбищами парка, на котором пасутся животные. Проезжаем мост, снова вверх и поворачиваем перед распластанным гранитным особняком.

Загораются электрические огни. Сначала слабо, затем постепенно становятся все ярче. Широкие каменные ступеньки. Четыре высоких колонны. Макфаггер «Гвоздь» в вечернем костюме стоит, ухмыляясь, широко расставив ноги. Затем сходит вниз по ступенькам. Протягивает руку. Кучер открывает дверцу.

— Вероника, дорогая моя. Уже начал думать, что с тобой случилось. Ах, Бог ты мой. И вы тут, Клементин. Отлично, что приехали. Вы тут вдвоем ничего не наделали? Старуха Вероника, как солдат, может принять в любую дырку, какую пожелаете, или, если хотите, сразу во все и при этом затрахать всех. Ну, мы устроим бордельерчик. Прошу, заходите. Слушай, Гейл, они приехали вместе. И угости слуг пивом.

Входим в длинный зал, по бокам которого во всю горят два камина. Стойка с бычьими хлыстами на черно-белых плитках. Леди Макфаггер обнимает Веронику. В долгом поцелуе сливаются их уста.

— Прекратите это немедленно в моем доме вы, чертовы, лесбиянки.

— Заткнись, Джеффри, мы всего лишь целуемся.

— Я отлично знаю, что вы делаете. Не потреплю такого позорища в моем парадном зале. Это вам не дом терпимости. Послушайте, Клементин, я расскажу вам, как Боллсбридж получил свое название. Мост построил великан, который не хотел мочить свои яйца при пересечении канала. Может это и не очень смешно, но я, клянусь Богом, смеялся. Ну, что все готовы к хересу? К шести что-то похолодало.

— Вероника хотела бы переодеться, Джеффри.

— Ну, так пусть раздевается, вот и все переодевание.

— Прошу тебя, Джеффри.

— Знаете, Клементин, возвращаемся мы сегодня сюда. Я своей и говорю, давай, милая, перепихнемся. Хватаю ее за ляжки, она опирается на перила и говорит, ты бы со своими похотливыми желаниями лучше бы к проституткам ходил. Давайте, пройдем сюда, пока они пудрят там свои задницы.

Большие диваны, обтянутые белой лайкой. Набивка из лебяжьего пуха. Комната заставлена горками с фарфоровой посудой. Белые толстые ковры на сверкающих полах из красного дерева. В камине тихо горит торф, наполняя комнату запахом сладкого дыма. Со стен смотрят лица, некоторые такие же щекастые и светловолосые, как и Макфаггер. Другие женские с тонкими чертами.

— А, это мои предки. Интересная компашка. Все Макфаггеры по мужской линии хорошие охотники за наследством. А это они, их жертвы. Одна узкозадая сучка за другой. Прости Боже, если я не знаю, что продолжаю традицию. Не успели мы сегодня приехать, как получили телеграмму. Долбанная тетушка Гейл сбросила нам шестьдесят тысяч прямо с небес, когда Боженька забирал ее к себе. Шлепнулись прямо мне на колени, мой дорогой. А с половиной таких денег уже можно надеется и на будущее, не так ли. У человека должен быть горшок, куда писать, даже если это просто имитация. А теперь признайтесь, Вероника дрочила вам?

— Простите?

— Да ладно, она не она, если не попробовала этого сделать.

— У нее бензин кончился. Я пошел поискать Персиваля, чтобы достать немного. Не смог его найти. Он в это время рыбачил и должно быть утонул.

— Ну, надо же. Потерять такого хорошего слугу. Знаете, я вот что вам скажу, мой мальчик, у этой женщины прекрасные физические данные. Летом она постоянно плавает в этом озере. Никогда ничего подобного не видел. Вся конюшня вываливала туда и подсматривала из кустов, как и я. Они меня достали, говорю им, валите отсюда, иначе весь кайф поломаете. А она до этого страшно жадная. Однажды заволокла к себе одного негра, так бедный парень на четвертые сутки выполз от нее весь в слезах.

— Боже праведный.

— Истинная правда. Не удивлюсь, если обнаружу очередь парней у ее двери. А теперь прошу, сюда, пожалуйста. В мой небольшой паб. Встроил его посреди этой десятифутовой стены. Когда мне плохо, прихожу сюда, становлюсь за стойку, мне нравится, и готовлю себе что-нибудь выпить. Знаете, такие парни, как мы, должны держаться вместе. Ей-богу. Страну пытаются прибрать к рукам разные ублюдки. Армия повстанцев. Клянусь Богом, я к ней готов.

Гвоздь с блестящими запонками, украшенными крошечными рубинами, ставит два бокала на сверкающую стойку бара из красного дерева. Ключом, висящем на длинной золотой цепочке на кушаке, он открывает хрустальный шкафчик полный бутылок.

— Что будем пить? Виски?

— Конечно.

— Дорогой мой, за Макфаггеров и Клементинов. Маленьких Макфаггеров пока еще нет, но, клянусь Богом, я сделаю Гейл ребенка еще до конца зимы.

Леди Макфаггер вся в черном входит в салон. У нее грациозные и худощавые плечи. Вероника в белом, волосы подняты. Пара сильных, стройных рук. На бицепсах голубые мелкие вены. В углублении между грудями сверкает бриллиантовая брошка. Гвоздь нехотя выходит из-за стойки бара своего паба. Появляется дворецкий по имени Бонапарт. Худой мужчина в костюме, который явно ему не по размеру. Гвоздь сказал, что поймал этого педераста за пьянкой и теперь держит все напитки под замком, а мужик страшно похудел. В таком сладком и мягком изобилии. Сверкающие канделябры, утонченный мейсенский и дрезденский фарфор. Леди Макфаггер обнажает свои прекрасные зубки в томной улыбке. Каждая черточка ее лица — утонченный контур живой плоти. Питающейся лакомыми кусочками с банкетов. От чего она так элегантно светится. От моего воодушевления даже волглая паутина поднимается. Ставни на больших окнах закрыты. В таком уютном и теплом местечке только и пережидать зимнюю штормовую ночь. Среди богатств, накопленных в течение многих лет. Чтобы было приятно глазу, носу и уху. А может и другим частям тела тоже.

— Прошу вас, Клементин, оставайтесь на ночь.

— Спасибо, но думаю, мне лучше вернуться.

— Вернуться, Бог ты мой, да вы еще не привыкли к деревенской жизни. Трава растет и без вашего присутствия. Коровки пасутся, быки так и рыщут, какую телку трахнуть. А от себя добавлю, что после обеда мы натянем черные бриджи и выберемся туда, чтобы навести шорох среди браконьеров. Гейл уже приготовила комнату.

— Да, пожалуйста, оставайтесь, г-н Клементин, прошу вас, нам и так не с кем общаться.

— Ха, Клементин, вы только послушайте. Она имеет ввиду, что я оскорбил всех ее друзей. Да ни один из этих придурков, кроме доброй старушки Вероники, и ногой больше здесь не ступит, и я буду этому очень рад.

— Джеффри, прошу тебя, не распространяйся.

— Кто распространяется? Куча педантов.