Русская красавица. Кабаре - Ирина Потанина Страница 25

— Я не поняла?! — делает «кргулые глаза» Ринка. — Это история моя, или общепринятая? Или, может, кто-то её тебе уже рассказывал? — Ринка не шутит, видно по настороженному прищуру. Похоже, я действительно угадала.

— Все, все, — примиряя всех, машет руками Дима, — Мы тебе больше не мешаем. Рассказывай.

— Да рассказывать больше нечего. Вы ж шибко умные, вы ж и так все знаете… Была у нас любовь. Настоящая, и в моей жизни самая сильная. Весь южный берег Крыма объездили, в самые причудливые закутки заглядывали, самые забавные приключения переживали… Общались потрясающе…Он многому меня научил, если честно. Я до этого, хоть и меняла папиков еженедельно, все же дикая была, неотёсанная. Много выпивки, потом быстрый, скомканный секс, оргазмы по большей части от собственных фантазий, чем от контактов с любовниками… А тут все иначе было. Постепенно, с расстановкой, с вниманием к каждой складочке. Он был без ума от меня, правда. Входил медленно, рассматривал, разглаживал. Впрочем, вас такие подробности, вероятно, не интересуют. Интересно другое. Еще когда на платформе в Симферополе стояли, он сообщил о своих дурацких намерениях. «Так, мол и так», — говорит. — «Я вчера перебрал малость, потому дебоширил попусту… Но раз уж так вышло, и мы оба тут оказались, то я подумал… Тебе есть к кому спешить?» А мне было, ох как было. И с папиком тем своим могла бы еще помириться, и родителям не мешало бы позвонить…Но, естественно, поднимаю глаза и говорю решительно: «Нет. Спешить мне не к кому. Только маме позвоню» Ну и, иду звонить мамочке. Они с братцем вообще люди привычные — я большее количество ночей «у подруг» проводила, чем дома. А с «подругами» — двумя иногородними студенточками вдвоем квартиру снимающими — у меня давно уже такса была обговорена. Если кто звонит по мою душу, они всегда отвечают, будто я у них, только сейчас к телефону подойти не могу, а я за такие их ответы им потом когда шмотьё, когда еду, когда деньги подгоняю. Папики мои, слава богу, вполне такие затраты осилить могли. В общем, звоню я маме и вру что-то про летний лагерь, в который нечаянно уже уехала, и вернусь через две недели, а звонить буду каждый день. Бедная мама! Что она могла возразить? На дворе — каникулы, что хочу, то и делаю… Спросила, конечно, за чей счет я поехала. А я возьми, да ответь: «Я тебя с ним по приезду познакомлю. Он замуж зовет. Может, даже соглашусь…» Мама, конечно, в слезы, а я — трубку на рычаг. Сейчас думаю, если кто из моих детей, когда-нибудь такое вытворит — я не выдержу. Или разорву собственными руками в порыве ярости, или повешусь от беспокойства.

— А зачем ты маме соврала? — интересуюсь я. — Обнадежила человека. Она ж, наверное, теперь тебя с женихом ждала…

— Соврала?! — Ринка презрительно вскидывает брови. — Отчего же? Наше знакомство началось с его предложения о замужестве. Я подумала ночку и согласилась, и, конечно, тут же маме об этом сообщила. Разве не идиллия?! Ладно, не буду нести чушь… В общем, похититель мой сделал очередное предложение: «Или, если хочешь, давай я тебе сейчас обратный билет куплю. Или, если действительно спешить не к кому, поехали со мной. Я дней десять отдохнуть планировал. Мне все равно понадобится спутница. Только одно условие — по прошествию этих десяти дней, друг друга мгновенно отпускаем. Никаких поисков, никаких истерик — каждый возвращается в свою жизнь». Тут я даже немного обиделась и полезла хамить: «Вы себя в зеркало видели?», — говорю, — «Вам в обед сто лет и морщины вокруг глаз. Как думаете, я — молодая красивая — могу из-за вас в истерики впадать? А отдохнуть… Что ж, отдохнуть — не возражаю. Только деньги на обратную дорогу сразу мне дайте, чтоб, если что, я как свободный человек, развернуться и уйти могла». На том и порешили. До сих пор помню все в подробностях. И как с Ай-Петри на парапланах спускались. И как с аквалангом погружались. И как на прибрежных камнях персональные нудистские пляжи устраивали — он большим поклонником нудизма оказался, и все негодовал в сторону плавок и купальников: «Ну как люди умудряются носить на теле эти мокрые тряпочки! Противно же!». А еще помню, как по утрам на все экскурсии опаздывали, потому что из постели вылезти не могли — тянуло нас друг к другу по-страшному. А потом десять дней прошли. И он уехал. А я вернулась домой и полгода еще вела наипримернейший образ жизни. Почему? Потому что долго еще ждала, что он вернется за мной обязательно. Ведь не было притворства в тех десяти днях!!! Ведь была любовь!

— Какая любовь? — фыркает Дима, вспоминая о мужской солидарности. — Парень просто снял себе девочку на время отдыха. Он же сразу все честно оговорил. С чего б ему возвращаться, искать? Тем более, ты же в самом начале ясно дала ему понять, что ты — молодая, красивая, что из-за таких уродов, как он, в истерики не впадаешь, и рассчитывать на твое общество он может только, пока у него есть деньги…

— Я дала понять?! — заводится Ринка, — Я дала понять? Да он болван просто, если не понял то, что я действительно давала ему понять. Мало ли, кто что говорил… Главное ведь — чувства.

— Похоже, у него к тебе чувства были не те, раз уехал бесследно. — констатирую я. — Оно и к лучшему. Так у тебя в воспоминаниях красивая сказочка осталась, а по-другому — не известно, что бы вышло. Короткое романтическое путешествие вряд ли показывает тебе человека настоящим…

— Только не надо говорить, мол, десять дней в Крыму любое чувство незабываемым сделают! — неожиданно зло, Ринка сжала кулаки и уставилась за окно. — Говорю же вам, я точно знаю, это была моя первая непроходящая, настоящая любовь… И ведь обидно, блин! Человек мне всю жизнь перевернул, а я для него — мимолетное блядоватое воспоминание… Все слова важные, все признания я на последний момент припасла. А он уехал не простившись. Вот и выходит, будто он по сей день думает, что Марина поехала с ним тогда только из-за денег.

— Уже не думает, — не слишком удачно пытается успокоить рассказчицу Дима. — Вряд ли он столько лет будет о тебе думать. Скорее всего, ушел с головой в свою жизнь и совсем про тебя не вспоминает.

— Ну и подонок! — Ринка уж совсем разгорячилась. — Нельзя с семнадцатилетними девчонками такие договоры заключать. Последующим своим исчезновением человеку жизнь испортить можно. Я вот, между прочим, травилась. Подождала-подождала, что он появится, потом, поняла, что не дождусь никогда, и решила умереть. Вовремя в больницу отвезли, чуть в психушку не заперли. А подружки мои, студенточки, не удержались и пустили по городу слух, будто я травилась из-за того брошенного папика. Он к тому времени уже в Москве жил, но как от общих знакомых про меня услышал, так примчался. Я подумала-подумала и решила порядочной семьянихой стать. Родила ему двоих детей, во всем потакала, слушалась, покуда он другую себе не нашел. Вот на папика я как раз не в претензии. Не любила я его, и он это чувствовал. А та, другая, любит, наверное… Так и осталась одна, с двумя малыми на руках, да с мечтами о серьезных чувствах.

— Знаем мы твои мечты, — я стараюсь перебить Ринин пафос, потому язвлю беспардонно. — Покорить, соблазнить, присвоить для коллекции, переключиться на следующего.

— А ведь, если б не та моя первая любовь, все бы по-другому обернулось. — не обращая на меня внимания, продолжала изливать свою тоску Ринка. — Ни за что бы я за папика не пошла, а нашла бы себе кого-то по любви…