История Билли Морган - Джулз Денби Страница 26

На этот раз я действительно нервничала по причинам, которые даже не могла толком объяснить. Правда, я вот уже несколько недель боролась с депрессией: каждое утро, провожая Микки на работу, я старалась сохранять спокойное счастливое лицо, а затем, оставшись одна, чувствовала, как энергия вытекает из костей, словно расплавленный воск. Черная Собака рыскала вокруг меня, ее глаза сверкали как у Баргеста. [34]Но только ли из-за депрессии мне не хотелось туда идти? Я не знаю. Возможно, мне следовало больше доверять Микки, но этот тихий дрожащий голосок: «Знаешь, от тебя все отвернутся» – напевал в моем сердце свою жестокую песню, и, честно говоря, я боялась. Боялась, что он может устать от моего нытья, боялась, что он может уйти и найти милую, привлекательную, счастливую девушку. Он заслуживал быть любимым, он заслуживал того, чтобы о нем заботились, чтобы у него родились дети от нормальной обычной девушки. Не от меня. Я не заслуживала его любви. Я не заслуживала ничьей любви. Это мучило меня, я становилась дерганной и безумной. Я могла не есть ничего два дня, а потом зараз уничтожить полфунта ветчины или шесть тостов с маслом, после чего меня тошнило и становилось только хуже. Я обкусывала ногти до мяса, безутешно рыдала над грустными передачами по телевизору. Микки беспокоился конечно же, но он все время работал и, честно говоря, подчас уставал настолько, что не мог даже говорить. Как-то вечером он уснул прямо за ужином, откинув голову и громко храпя. Макароны с сыром застыли на его тарелке. Так что, когда настал день этой вечеринки, я чувствовала себя очень неуютно и нервничала. Возможно, мне следовало притвориться больной и остаться дома в постели с горячей грелкой и дешевым романом, но я боялась подвести Микки. Долг превыше всего. И поскольку мы уже выехали, все зашло слишком далеко, вряд ли я могла повернуться к Микки и сказать: «Отвези меня домой, я нервничаю, мне все это не нравится, я не хочу туда, я боюсь». Дорога прошла гладко, мы ехали не слишком медленно, не слишком быстро, без остановок и аварий. Мы мчались, как принцы в эскорте Карла, мы и Джонджо на своем только что доделанном лоурайдере, «Королеве Ведьм», черном близнеце прекрасной «Голубой Леди» Микки.

Так что я себя контролировала. Как всегда. Но была издергана и опустошена.

Я была – слаба.

Наконец мы подъехали к дому; с улицы было слышно, как «Дип Пёрпл» вопят «Дитя во времени». [35]Дело сделано, ускользнуть невозможно, нельзя допустить, чтобы меня застали врасплох. Я попыталась собраться, стряхнуть с себя это странное чувство, но мне было не по себе от усталости и напряжения. Я подумала, может, у меня начинаются месячные или что-то в этом роде. Внизу живота больно и тупо дергало, меня сотрясала липкая холодная дрожь, от которой я покрылась гусиной кожей. Но я ничего не могла поделать. Пренебрегая этикетом, который гласил, что все женщины должны сидеть вместе со своим мужчиной, я присела рядом с Доком на продавленный диван, потемневший от кошачьей мочи. Доково сморщенное гномье личико лучилось благодушием от выпивки и жизнерадостного цинизма. Я надеялась, что он прикроет меня и, может быть, успокоит мои нервы своими едкими замечаниями или политическими заявлениями, пока Маленький Будда и Джонджо тусуются во дворе, изучая чудеса техники.

– Хочешь «кислоты»? Тут полно «кислоты», уверяю тебя. Меня-то она не интересует, уж больно крутая. Чертовски тяжела для моего брюха, но вы, современная молодежь, вашу мать, все на ней сидите.

Он показал на чудовищно тощего парня, затянутого в грязную черную кожу, хихикающего сквозь зеленые гнилые зубы над чем-то, чего я, например, не видела.

– Ебнутый на всю голову, вот ведь обдолбался, тупой мудак. Так что если хочешь…

– Ага, я понимаю, о чем ты. Нет, я вообще-то ее больше не люблю…

– Вообще-то вы не желаете, мадам, – передразнил он меня «жеманным» голосом, – извините, пожалуйста.

Я застыла. У него плохое настроение? Может, у него опять паранойя от «спида», как на прошлой неделе? Он улыбался, но это вовсе не означало, что с ним все в порядке. Он поймал мой смущенный взгляд, хрипло рассмеялся и протянул мне свое пиво:

– Хапай, Билл, пока на халяву…

Я отхлебнула теплой кисловато-сладкой жидкости и попыталась расслабиться, глазея по сторонам, стараясь ни на ком не задерживать взгляд слишком долго. Я не хотела, чтобы кто-то подумал, будто я на него пялюсь. Здесь были отморозки со всей страны плюс прихлебатели всех мастей. Пролезла даже парочка малолетних панков, они дорвались до халявной «кислоты». Один из них попытался погладить немецкую овчарку хозяина, и та прокусила ему верхнюю губу: губа наполовину повисла потемневшим месивом. Он считал, что это признак доблести и то и дело заново громко рассказывал свою историю. В углу сидели несколько пожилых суровых мужиков с острыми бледными лицами, явно из отсидевших, вооруженные – все об этом знали, но старательно делали вид, что не замечают. Там были ничейные женщины, самонадеянные тусовочные девочки, мечтающие подцепить постоянного парня и подняться по социальной лестнице, жалкие пьяные неудачницы со словом «жертва», написанном на их задубевших дерьмовых лбах. Еще там была Шишкин «трах месяца», студентка художественной школы, из среднего класса, не подозревающая, что шишка у Шишки настолько изрыта триппером, что стала похожа на кулак прокаженного. Его неспроста прозвали «Шишкой», но она была не в курсе. Ее возбуждало новое крутое общество, и она визжала от удовольствия, как циркулярная пила.

Я с ужасом наблюдала, как она играет с огнем. Все произошло в мгновение ока.

– Шишка, Шишка-a, не будь дрочилой, дай мне выпить, бля…

Ее голос отчетливо прорезал шум, у нас на глазах она отняла бутылку виски от Шишкиных губ. Ни секунды не колеблясь, Шишка двинул ей кулаком в лицо с четким прицелом, как человек, привыкший побеждать. Ее тонкий, с горбинкой, нос хрустнул, кровь расцвела красным цветком. Ее мир развалился на части, как плохо сшитое платье. Шишка отвернулся, а она, всхлипывая, поползла к выходу. Он с ней разделался, и ему было наплевать. Я отвела взгляд: плохой знак смотреть на такие вещи.

Тут я заметила, что на подлокотнике дивана сидит сам Легенда, – он разговаривал с Доком. Я старалась не пялиться, он был главной знаменитостью и прославился своими выходками. Однажды в драке он откусил чуваку нос и проглотил. На вкус – кровь, сопли и хрящи, бодро сказал он. Легенда ездил на зеленом, как дракон, мотоцикле, на бензобаке рисунок – все им восторгались, но, по-моему, намалевано было грубовато, – и всегда вел себя как звезда. Док отпускал осторожные комплименты по поводу вечеринки и Легендиного прекрасного агрегата, который был припаркован в кухне. Я напустила на себя крутой вид. Видимо, я достигла нужного эффекта, потому что Легенда обратился ко мне лично. Такого еще не случалось в истории Байкерского Королевства.