Круг замкнулся - Джонатан Коу Страница 26

Буду рада увидеться с тобой. Может, в кафе «Уотерстоунза», как в старые добрые времена? Думаю, успею к десяти.

До встречи, если ты не против.

С любовью, Мальвина.

* * *

Бенжамен, разумеется, явился первым. Он заказал себе капучино, шоколадный хлебец и большую чашку мокко для Мальвины, поскольку хорошо помнил, что она предпочитает.

Он пришел на пять минут раньше; она на пять минут опоздала. Время Бенжамен коротал, читая брошюры, изданные Министерством налоговых сборов, одну об изменениях касательно внесения поправок в записи о консолидации займов, другую — о том, как вернуть уплаченный авансом корпоративный налог путем офсетных сделок в рамках общих корпоративных обязательств. Полезно быть в курсе таких вещей. К появлению Мальвины мокко успел остыть, и пришлось заказывать новую порцию. Она поцеловала Бенжамена, щеки у нее были ледяными. Бенжамен постарался продлить поцелуй как можно дольше, вдыхая аромат ее духов, напомнивший ему об их прежних встречах и безумных, зыбких надеждах, этими встречами продиктованных.

Когда они уселись друг против друга, Бенжамен вдруг обнаружил, что не знает, что сказать. Его смущение, очевидно, было заразным — минут пять они провели в неловком молчании.

— И как ты думаешь, — спросила наконец Мальвина, сделав несколько глотков своего согревающего питья, — что из этого получится? Сумеем мы что-нибудь изменить?

— Ну… не знаю. — Бенжамен не подал виду, насколько его взбудоражил этот вопрос. — Я лишь подумал, что если мы тут, значит… мы все еще друзья.

Мальвина на секунду вытаращила глаза, потом улыбнулась:

— Я не о том. Я о митинге.

— Ах… это. — Бенжамен уставился на пенистую поверхность своего кофе. И когда же он перестанет попадать в унизительные положения? — Не знаю. Возможно, сегодняшний день обернется знаменательным событием. Люди сплотятся, окрепнут духом. Но в головах это ничего не изменит, верно? В головах у власти.

— Нет. Разумеется, нет. — После паузы Мальвина продолжила более веселым тоном: — А как твоя работа? Много ты написал за последнее время?

Мальвина была одним из очень немногих людей, которых Бенжамен посвятил, пусть отчасти, в тайну своего magnum opus. Но даже с ней он не мог говорить о романе сколько-нибудь свободно. Он сказал ей, что книга называется «Бунт», но так и не сумел внятно объяснить, чего он пытается достичь — почему его книга уникальна и в чем ее насущность и революционность. Когда он начинал говорить, слова, слетавшие с языка, весьма плоско отражали идеальную безупречную форму, которую роман обретал в его воображении. Ему хотелось сказать Мальвине, что книга — самое важное, что у него есть; что она сводит его с ума; что это невиданное ранее сочетание старых форм и новых технологий; что его роман навсегда изменит соотношение между музыкой и письменным словом; что за последние месяцы он не написал ни строчки и не сочинил ни одной музыкальной фразы; что иногда ему чудится, будто только книга и держит его в этой жизни, а иногда он чувствует, что теряет веру в свой труд, как и во многое другое… Но какой смысл, какой смысл говорить все это красивой взбалмошной девушке, которая сидела напротив него, слизывая остатки кофе с красивой, винного цвета, верхней губы.

— Не очень, — пробормотал он. — По-прежнему тружусь как проклятый.

Мальвина с улыбкой покачала головой:

— Кто ты такой, Бенжамен? Король нюансов? Ты пишешь этот роман уже двадцать лет. Не хочешь прибавить скорости? Ума не приложу, как так можно работать. Господи, если я наваляю пять строчек, а потом у меня иссякнут идеи, я обычно не упираюсь, просто выбрасываю начатое. — Она выпрямилась и посмотрела на него чуть ли не с гордостью. — А ты как пишешь? Откуда берешь силы продолжать дальше?

Помолчав, Бенжамен ответил очень тихо:

— Я уже тебе рассказывал. В нашу первую встречу.

Мальвина изучала глубины своей кофейной чашки.

— Ну конечно, таинственная femme fatale. Любовь всей твоей жизни. Как ее звали? Прости, вылетело из головы.

— Сисили.

— И книгу ты начал в надежде… Напомни, пожалуйста, что за всем этим стояло? — Бенжамен не ответил, и Мальвина продолжила: — Ах да, вспомнила: когда-нибудь она прочтет твой роман, поймет, что ты гений и как она сильно сглупила, бросив тебя, после чего прибежит обратно. Что-то в этом роде, если не ошибаюсь?

— Что-то в этом роде. — Бенжамен внезапно помрачнел и замкнулся.

— Бенжамен, — порывисто заговорила Мальвина, — возможно, я не понимаю, о чем говорю, но тебе никогда не приходило в голову, что расставание с ней было самой большой удачей в твоей жизни? Счастливым избавлением, почему нет?

Пожав плечами, Бенжамен допил остатки капучино.

— Благодаря тому, что случилось, ты без помех можешь писать — и если бы не книга, возможно, ты бы уже давно рехнулся, — но в том, что касается всего остального, лучше бы тебе забыть об этом дурацком эпизоде. Всегда наступает момент, когда необходимо подвести черту. Ты же, наоборот, переступил эту черту еще двадцать лет назад.

Бенжамен не отреагировал на слова Мальвины, словно и не слышал их. Он просто перевел разговор на другую тему:

— А как у тебя дела? Написала что-нибудь новое?

— Да, я… «тружусь как проклятая», пользуясь твоим выражением.

— И когда ты только успеваешь, — обронил Бенжамен, — при твоей-то занятости. (Впрочем, он прекрасно знал, когда она успевает: ей помогала молодость.)

— Ну, все как у всех, наверное, — ответила Мальвина. — Засиживаюсь допоздна. Глушу кофе. Пытаюсь писать рассказы, но больше чем на пару страниц меня не хватает. Накопилась куча отрывков. Понятия не имею, что с ними делать.

— Ты показывала их кому-нибудь?

— Нет. Я стесняюсь.

— Может, стоит показать?

Конечно, Бенжамену очень хотелось прочесть их самому — что угодно, лишь бы вернуть прежнюю близость с ней. Но он догадывался: Мальвина на это никогда не согласится. Поэтому он уцепился за другую мысль: а не сможет ли он помочь ей в практическом отношении. Будь Бенжамен в состоянии рассуждать здраво, он бы в два счета осознал всю нелепость этой затеи.

— У меня есть знакомый, кому можно показать твои отрывки, — сказал он. — Это мой друг, Дуг Андертон.

— Я знаю Дуга. Вернее, я разговаривала с ним по телефону. Он, кажется, сменил работу?

— О том и речь. Он теперь литературный редактор. Не послать ли ему твои тексты?

Мальвина нахмурилась:

— С какой стати? Он всего лишь заказывает литературные статьи и рецензии на книги.

А публиковать рассказы и прочее в его газете не станут.

— Иногда публикуют, — не сдавался Бенжамен. — А потом, я слыхал, что ему постоянно названивают издатели с приглашениями отобедать. Так что, если ты не против, он мог бы поговорить с ними о тебе. Они только рады оказать ему услугу, чтобы в ответ Дуг обеспечил благожелательные отклики на их продукцию. Словом, в этом бизнесе рука руку моет. И почему бы тебе этим не воспользоваться.