10 лучших дней моей жизни - Адена Хэлперн Страница 26

– А знаешь, – сказал он. – Эндрю забыл мне сказать, что ты симпатичная.

– Спасибо. – Я не знала, что ответить.

Я не догадывалась, что со мной заигрывают. Пятнадцатилетняя девочка из еврейской семьи и услышавший зов Божий будущий священник. Мне хотелось спросить, не запрещается ли правилами ухаживать за девушкой другой веры, но я постеснялась. Я и так ясно показала, что ничего не представляю собой ни внешне, ни в плане эрудиции, так зачем рыть яму еще глубже?

– Надеюсь, ты не против, – добавил Бобби.

И наклонился ко мне. Я не понимала, чего он хочет. Студент отложил пиццу в коробку и придвинулся ближе. Я сидела во всей красе – с влажными волосами, в трениках и розовых тапочках, с пятнами зубной пасты на лице.

– Не против чего? – серьезно переспросила я.

Честно, я ничего не подозревала.

Бобби поцеловал меня.

Первый поцелуй (и четвертый лучший день в моей жизни).

Сначала Бобби легко прикоснулся к губам, все еще лоснящимся от пиццы. Слабый намек на поцелуй, но по телу с нежданной силой разлился огонь, и я едва не прыгнула на гостя. Слава богу, у меня хватило ума положить на стол пиццу.

Бобби замер нос к носу со мной и улыбнулся.

Затем последовал еще один поцелуй.

Я горела, горела!

Потом уже я поцеловала его, поскольку не могла сдерживаться. Губы будущего пастора заставили меня забыть обо всем. Может, он так готовил себя? Некоторые священники носили власяницы и бичевались, а Бобби решил подарить первый поцелуй толстой девочке. Но мне не было дела. Новые ощущения, пылающий в жилах огонь – я жаждала продолжения!

Я прижалась губами к его губам, и он ответил тем же. Мы судорожно обнимались и не могли оторваться друг от друга; языки переплетались и описывали круги, как магниты. Мимолетом я пожалела, что разносчик пиццы не застал невиданную картину. Лицо покрывала слюна Бобби. Он лизнул мою щеку. Сейчас меня передергивает при вспоминании, но тогда ничего не смущало. Я просто вытерла мокрый след, не отрываясь от поцелуев.

А они все длились. Из гостиной доносились звуки телевизора. Молли Рингвальд говорила: «Спасибо, что вернул мои трусики» – а Джейк отвечал: «С днем рождения, Саманта!»

С днем рождения, Александра!

Мы гладили друг друга, Бобби лизал лицо, а я вытирала слюну. Возникало ощущение, что мы умрем, если перестанем целоваться и облизывать друг друга.

– Давай пойдем в твою комнату? – предложил Бобби.

В ответ я схватила будущего святого отца за руку, и мы побежали в спальню, где рухнули на розовое покрывало под розовым балдахином. Лицо и рубашка Бобби пестрели следами зубной пасты; я ткнула в них пальцем, и он засмеялся.

Мы целовались всю ночь. Кожу саднило, но мы не обращали внимания на боль. Все мысли подавила безудержная потребность целоваться без остановки. Пару раз я слышала, как звонит телефон, но даже не подумала взять трубку. Сдерживаемые доселе гормоны выплеснулись наружу, и накопленное желание целоваться и трогать заставляло меня раз за разом касаться губами лица Бобби. Как выяснилось позже, звонила Пен – она чувствовала себя лучше, – но подруга догадалась, почему я не беру трубку, и перестала набирать номер.

Родители так и не позвонили. Они доверяли мне. К тому же отец, скорее всего, одобрил бы знакомство с будущим пастором, хотя предпочел бы раввина.

Через пару часов Бобби наконец-то коснулся моей груди. Непередаваемое чувство. С тех пор грудь стала слабым местом, отчасти благодаря тому, что она небольшого размера. Стоит мужчине погладить ее, замыкаются неведомые контакты и тело пронизывает страсть. Я начала стонать как дикий зверь, но меня ничего не смущало. Даже спустя годы мне стыдно вспоминать, как истово мы терлись друг о друга. По-научному это называется имитацией полового акта; на земле обычно стесняются признаваться в подобных вещах. Но той ночью мы отбросили все приличия.

Я пыталась дотронуться до пениса Бобби, честно. Под непрерывные поцелуи в голове вертелась одна и та же мысль: «Надо опустить руку ниже». Я делала нерешительные попытки засунуть пальцы под ремень, но не могла перейти черту. Мысленно я корила себя за инфантильность; упреки не помогали, так что всю ночь мы терлись друг о друга, и Бобби гладил мою грудь. Главное, обоих все устраивало.

Мы заснули около четырех. В шесть утра я проснулась; я не могла спать в одной кровати с другим человеком. Бобби безмятежно вытянулся под белым ажурным одеялом. Не верилось, что вижу его наяву! Уж не знаю, что выглядело более неуместным – парень в моей постели или куклы со всего мира на полках у стены. В ту ночь плюшевый Снупи в последний раз ночевал под подушкой. Я поспешно закинула игрушку под кровать; не удивлюсь, если она лежит там до сих пор.

Судя по звукам, по экрану забытого с вечера телевизора разбегалась серая рябь. Тишину в доме нарушало только шипение помех. Долг обязывал – пора вылезать из кровати и приводить дом в порядок, но я боялась разбудить Бобби. Мне хотелось, чтобы он подольше побыл здесь; с другой стороны, лучше бы он ушел. Я отчетливо понимала, что ночь с ним не разожгла сильных чувств. Но сам факт, что в моей кровати спал юноша, причем студент! Жаль, под рукой не нашлось фотоаппарата. Шипение в гостиной действовало на нервы, и я пошла выключить телевизор. Когда я вернулась в спальню, Бобби уже проснулся.

– Привет. – Меня встретила натянутая улыбка.

Одежда на нем помялась, но выглядела достаточно прилично. Бобби поднялся, разгладил ладонями рубашку и заправил в брюки. Пояс он снова натянул под мышки – что за чудак. Но другого парня в моей спальне пока не предвиделось, так что пришлось закрыть на оплошность глаза.

– Привет.

Я не знала, куда деваться от смущения.

– Да уж, позаниматься не удалось, – рассмеялся Бобби.

– Ага.

Я замерла на пороге и не решалась шевельнуться.

– Ну, мне пора, – заторопился Бобби. – Надо готовиться к экзаменам.

Ни за что не поверю, что он обложился бы учебниками в полседьмого утра. Тем не менее я не обиделась. Как все пятнадцатилетние девочки, я мечтала о вечной любви, но не с Бобби. Меня совершенно не задело, что он торопится уйти. Если честно, я ужасно устала.

– Давай. – Я проводила его до порога.

– Рад познакомиться с тобой, – смущенно заявил Бобби на прощание.

– Я тоже.

Он распахнул дверь и ушел.

Интересно, мне стоит ждать звонка? И зачем? Боюсь показаться равнодушной, но я получила что хотела. Думаю, Бобби тоже получил что хотел.

Я взглянула в зеркало и чуть не скончалась от испуга. (Ладно, преувеличиваю. Мы все знаем, что умерла я в другой день и по другой причине.) Гордое афро и вечером не отличалось опрятностью, а сейчас превратилось в откровенное бедствие. С одного бока волосы свисали безжизненной соломой, зато с другого топорщились во все стороны, как у жертвы научного эксперимента.