Безымянлаг - Андрей Олех Страница 26

– Младенец у тебя прямо по часам вес набирает. А ты помнишь, как бабу-то хоть зовут? – из своего угла негромко отозвался Берензон, вызвав всеобщий смех.

– Не заводи меня, Додя, – смеясь вместе со всеми, ответил Марков и отнес стакан Берензону. – Ты вот на улицу бегал, а чего снега не прихватил? На, пей теперь теплым.

Заметив, что все вокруг разговаривают и наливают без всякого порядка, Зимонин наполнил свой стакан наполовину и выпил.

– А где Зоя? – спросил инженер у севшего рядом Маркова.

– Зоя Геннадьевна забежала, поздравила и ушла, – подливая в пустой стакан Зимонина, ответил Марков. – Хотел завтра с утра на сынишку глянуть, а работа не пускает.

– Давай выпьем за то, чтобы он вырос в другом месте, – предложил охмелевший Зимонин.

– А чем это плохо? – влив в себя очередные двести граммов и не меняясь в лице, спросил Марков. – Здесь же не всегда лагерь будет. Сам, помнишь, мне рассказывал как-то про аллеи, про трамваи, какие здесь дома понастроят. Почему здесь не жить? Вот войну выиграем и заживем.

Что хорошего видел Марков? Нос переломан, над губой шрам, вся его радость – напиться и дать кому-нибудь по зубам. Все его боятся, а он верит в лучшее. Зимонин хотел вспомнить, почему он не верит, но не смог. Вохр отвернулся и разговаривал с большеротой блондинкой в коричневом платье. Зимонин, заскучав, выпил еще и направился в угол к Берензону.

Тот сидел в кресле, окруженный клубами дыма, похожий без очков на рептилию, пригревшуюся в духоте комнаты.

– Зачем вы так делаете? – утвердившись на ногах, негромко, но сурово спросил Зимонин.

– Душно в комнате стало, пойдемте, Александр Константинович, свежим воздухом на балкон подышим, – чуть заметно кивнув в сторону энкавэдэшника Серова, спокойно предложил Берензон.

Инженер без сомнений пошел за ним. Может, они и враги, но давать информацию политотделу – это неблагородный поступок.

– Накиньте тулуп, там все-таки зима, – сказал Берензон.

– Еще осень, – не попадая в рукав, возразил Зимонин.

– Нет, уже первое декабря, – показал собеседник наручные часы со стрелками на начале первого.

Пройдя через неосвещенную комнату, Берензон с трудом раскрыл балкон и жестом пригласил Зимонина. Они одновременно стряхнули с перил снежный сугробик, трезвея от мороза.

– Серьезно, я не обвиняю вас, просто хочу понять, почему вы, умный человек, занимаетесь такими, такими… Такими низкими делами.

Зимонин нащупал в кармане бутылку коньяка, без колебаний открыл и, выбросив крышку вниз, отпил. Коньяк на холоде после теплого спирта проваливался незаметно. Инженер протянул выпивку Берензону, тот сделал небольшой глоток, кивнув в знак благодарности.

– Как вам объяснить, Александр Константинович? Видите напротив нас рощу? Видите вон тот клен, повыше остальных? Скажите, как вы думаете, если бы его не было, что было бы на его месте?

– Я не понимаю, – пытаясь сосредоточиться, вглядывался в лесок Зимонин. – Что значит «на его месте»? На его месте было бы… не знаю. Другое дерево?

– Правильно. Вы все понимаете. Если бы это был не я, тот, кто занимается «низкими делами», по вашему выражению, это был бы другой человек. Если бы вас вдруг не стало, вы же не думаете, что первый район навсегда остался бы без инженера?

– Но ведь это же вы и я. Я хочу сказать, что на наших местах не абстрактные люди, а вот именно вы и я. – Зимонин понимал, что его возражения звучат неубедительно, но точнее выразиться уже не мог.

– Сегодня да, а если завтра кого-нибудь из нас не станет, Безымянка ведь не исчезнет вместе с нами. Мы – те, кто мы есть, и делаем то, что должны, там, где оказались. Пойдемте, Александр Константинович, холодно все-таки стоять.

Зимонин, не придумав, что возразить, приложился к бутылке. Инженер помнил, как вернулся в комнату и допивал коньяк с Марковым. Потом наступило забытье, он, кажется, одевался, и кто-то, поддерживая, вел его по подъезду. Затем он вырвался из чьих-то рук и упал на спину в сугроб, в этот момент, словно проблеск в пьяной голове, облака над Безымянкой расступились, и он увидел над собой сияние, ставшее седовласым зэком.

– Ты, вы… Вы же разбились. Я что, умер? – заплетаясь, спросил Зимонин у видения.

– Пока нет, но завтра вам будет очень плохо, Александр Константинович, – ответил зэк, и сознание покинуло инженера.

Когда разум вернулся, Зимонину показалось, что головная боль встала на минуту раньше, чем он. С трудом открыв глаза, он обнаружил себя в своей комнате на ТЭЦ, но как он в нее попал, вспомнить не смог. Последняя вспышка запечатлела разговор с Берензоном на балконе, о чем они говорили, инженер не знал, но испытал ноющее чувство стыда в области солнечного сплетения. Если бы он мог встать, он бы выпил целую реку воды. Желудок от этой мысли подкатил к горлу, и, не в силах сопротивляться, инженер свесил голову с дивана. Рядом стояло заботливо оставленное кем-то ведро. Зимонина стошнило желтоватой горькой жижей. А сколько сейчас времени? Нет, такой жажды ему не вынести. Инженер сел на кровать, одежда на нем измялась, но, по крайней мере, не облевана. Он подождал, пока голова перестанет кружиться, и поднялся на ноги. Рвотный позыв тут же заставил его упасть к ведру, но в желудке было пусто. Держась рукой за стену, инженер медленно спустился вниз.

– Плохо вам, Александр Константинович, – взгляд дежурного охранника выражал полное сочувствие и понимание. Зимонин в ответ смог только моргнуть. – А я не знал, как вас разбудить. В половине четвертого – собрание в штабе у Морозова. Как же вы поедете?

– Вызови, пожалуйста, машину из гаража, – выдавил Зимонин и побрел к туалету.

Инженер долго пил холодную воду из-под крана, потом его рвало. После многократного повторения этих действий немного полегчало. Зимонин тщательно умылся, мысленно упрекая себя за то, что был так несправедлив к Жене. Зеркала в этом туалете тоже не было. Ну и к лучшему. Внутренне он был готов подняться наверх.

– Сколько сейчас? – спросил он у охранника.

– Без двадцати три, машину вызвал.

– Спасибо огромное, Женя, а как я вчера вернулся?

– Зэк вас какой-то вежливый привел.

– Седой? – смутно припомнил Зимонин.

– Он в шапке был, я не заметил.

Инженер поднялся к себе и оказался перед выбором: идти в грязном или в мятом. Совместив и то и другое, он почувствовал очередную волну похмелья. Как он высидит на собрании, он не знал. В голову начал бить телефонный звонок.

– Спускайтесь, Александр Константинович, машина приехала.

Зимонин накинул осеннее пальто, потому что тулуп был в грязи. Перчаток вообще не нашел, а шапка валялась перед дверью. Под соболезнующие взгляды дежурного охранника инженер покинул ТЭЦ. В грузовике сидел Миша. Зимонин медленно шел к кабине, морозный воздух немного бодрил.